Техника непротивленія злу въ борьбѣ съ революціей

 

Въ біологіи извѣстно характерное явленіе, когда жертва, парализованная страхомъ, сразу теряетъ способность къ сопротивленію и пассивно попадаетъ въ пасть своего пожирателя. То  же странное явленіе имѣемъ мы въ симптоматологiи революціоннаго психоза, когда сотни тысячъ жертвъ безъ всякаго сопротивленія гинутъ на бойняхъ революціи, до послѣдняго вздоха лелѣя надежду спастись смиреніемъ. И только сами палачи, когда очередь доходитъ до нихъ, извиваются у ногъ своихъ  замѣстителей, прося пощады. Психологія обреченныхъ тождественна съ душевнымъ состояніемъ кролика передъ раскрытой пастью пожирающаго его чудовища.

Если мы вспомнимъ страшныя времена Керенскaго, Петлюры, Махно съ неистовствами разнузданной черни, или организованный терроръ большевиковъ, передъ нами воскреснутъ картины, какъ русская интеллигенція пыталась непротивленіемъ и добровольнымъ подчиненіемъ умилостивить революціоннаго звѣря и вымолить тѣмъ у выродковъ человѣческаго рода милосердіе, которому нѣтъ мѣста въ ихъ изуродованной душѣ.

Полное затменіе умовъ охватило русское общество въ первые дни «свѣтлаго праздника» русской революціи и люди, ослѣпленные безуміемъ экстаза, не видѣли бездны, въ которую летятъ. Люди съ парализованными умомъ и волею превращались въ манекеновъ и выливали паѳосъ своей души въ привѣтствіи наступающему раю, уже обагренному кровью и залитому смрадомъ. Когда я въ эти дни сказалъ радостному юношѣ, пѣвшему гимнъ новой жизни, что все погибло, онъ удивленно посмотрѣлъ на меня, своего любимаго учителя,  отмахнулся: «Что вы?». Потомъ, много позже, я встрѣтился съ нимъ въ атмосферѣ крови и ужаса, вихря гражданской войны и онъ, подавленный пережитымъ, съ глухимъ стономъ произнесъ: «Да, вы были правы ...  погибло все!». Люди не понимали того что происходитъ, они были больны и слѣпы.

И нынѣ наши милые хозяева на чужбинѣ часто мечтаютъ о будущей у нихъ революціи и грядущемъ раѣ большевизма, а когда мы — уже пережившіе это — говоримъ имъ о томъ, что будетъ, они не вѣрятъ и отвѣчаютъ: «не можетъ быть — отберутъ у капиталистовъ, а не у насъ».

Громомъ и молніей пронеслись надъ радостно ликовавшимъ русскимъ обществомъ кровавые удары революціи. Не только слѣпые — мертвые могли бы пробудиться въ своихъ могилахъ отъ ужасовъ, творимыхъ людьми, называемыми мудрыми существами. Подлость первыхъ дней революціи уже сознавалась отдѣльными людьми, но на общественной аренѣ, въ одурѣвшемъ человѣческомъ коллективѣ, на дурацкихъ митингахъ, въ безстыдной вакханаліи лживой преступной прессы, люди бредили. Они называли хорошимъ то, что каждый въ своей душѣ считалъ омерзительнымъ и гадкимъ. Раздвоилась психика человѣка: на людяхъ онъ былъ одинъ, наединѣ съ собою другой.

Революція стала божествомъ, которому огромное большинство тайно проклинало, оффицiально же славило и восхваляло. Десятки и сотни тысячъ интеллигентовъ, офицеровъ и бывшихъ солдатъ были зарѣзаны десятками чекистовъ на человѣческихъ бойняхъ. А въ ночь на 29 августа 1919 г. въ Кіевѣ реалистъ Вихманъ перестрѣлялъ 127 жертвъ въ сараѣ ЧеКа. Тупые красноармейцы — дѣти русскаго народа — подводили къ подвалу обреченныхъ и сдавали на руки гадкому жиденку, наплевавшему въ душу русскаго народа.

Когда входили побѣднымъ маршемъ въ города большевики, то вмѣсто дружнаго отпора слышались рѣчи о томъ, что «большевики теперь уже не тѣ», что «не надо ихъ озлоблять, не надо сопротивляться!!». И отсюда пошло это нелѣпое непротивленіе злу. «Эволюціонировавшіе» будто бы большевики преспокойно ставили къ стѣнкѣ и вырѣзывали свои жертвы въ чрезвычайкахъ. Жертвы въ своемъ непротивленіи сами раздѣвались догола и послушно ложились ярусами на мертвыя уже тѣла въ ожиданіи пока Янкель или Сруль пуститъ имъ пулю въ затылокъ. Такая пассивность съ точки зрѣнія инстинкта жизни кажется невѣроятною, но именно она и есть одинъ изъ характерныхъ симптомовъ революціоннаго безумія.

Въ Одессѣ, въ ея послѣдніе дни, по удостовѣренію коменданта города, находилось около 40 тыс. боевыхъ офицеровъ, прошедшихъ школу великой войны. Но гидра революціи загипнотизировала ихъ, и они потеряли способность къ сопротивленію. Когда однажды на митингѣ я призвалъ ихъ взять въ руки винтовки и защищать Одессу, поднялся дикій вой протеста: «Довольно авантюръ! Долой оружіе! Не раздражать врага!»

Только страхъ дѣлаетъ демоновъ революціи сильными. Фактически они слабы. Революція и контрреволюція до смерти боятся другъ друга. Страхъ и ненависть есть двѣ господствующія эмоціи и страсти революціи. Жертвы боятся палачей, а палачи трепещутъ передъ жертвами и главнымъ образомъ изъ страха совершаютъ террористическія звѣрства. Этому не надо учить людей: природа щедро надѣлила ихъ способностью терзать другъ друга. Обѣ стороны переоцѣниваютъ силу противника. Фактически революціонеры всегда слабѣе: идейны фанатиковъ, руководящихъ революціей, есть горсточка. Революціонный же скотъ легко повернуть въ другую сторону, что блестяще доказалъ опытъ Гитлера.

Этотъ революціонный скотъ и представляетъ собой все революціонное общество и, въ частности, интеллигенція. Она пресмыкается передъ новыми кумирами разрушенія и разбоя, лжетъ и льститъ, ожидая богатыхъ милостей отъ людей, ее не знающихъ.

Безъ сопротивленія  сдаютъ свои позиціи государственная церковь, чиновный аппаратъ, полиція и войско.

Въ три дня разрѣзала русская церковь молитвы, повычеркнула поминаніе Царей и у алтаря Всевышняго стала возносить молитвы за всякую шваль. И что же — помогло? Костяками духовныхъ пастырей усѣяна русская земля, и тысячи іереевъ приняли мученическую смерть. Развѣ не было бы лучше, если бы въ первые часы бунта Церковь предала бы проклятію новыхъ боговъ земного рая и не привела бы къ присягѣ слякоти временнаго правительства русскій народъ?

Присягали Милюкову, Керенскому и Гучкову! Это ли не срамъ?

Герои фронта, не знавшіе страха передъ врагомъ «разсѣивались» предъ бѣсами революціи вмѣсто того, чтобы ударомъ штыка приколоть ихъ къ землѣ. Параличъ защитныхъ силъ былъ страшенъ и предопредѣлилъ гибель десятковъ тысячъ офицеровъ.

Но вотъ, мы въ эмиграціи. Здѣсь физически не убиваютъ, и тотъ, кто не боится униженія, физически можетъ жить. Ужъ здѣсь-то можно было бы послать проклятіе революціи, такъ что его услышалъ бы весь міръ. Не тутъ-то было!

«Замалчивать», «не раздражать враговъ», «быть внѣ политики», вотъ современные девизы русскаго интеллигента въ эмиграціи. Эмигрантъ признаетъ всякую самозваную власть, вродѣ предсѣдателя совѣта пословъ Маклакова, онъ строитъ лѣсъ новыхъ сѵмволовъ и девизовъ. Отрицаетъ онъ лишь Царя, лозунгъ преемственной власти и Державный гимнъ.

Разрѣшается ругать большевиковъ, сваливая на нихъ всѣ вины революціи. Но вѣдь имъ на это «жестоко наплевать», а борьба съ ними и подъ полы пріютившихъ насъ державъ — занятіе довольно смѣшное. Зато герои Февраля у насъ въ почетѣ. Добиваютъ старую Россію, рекомендуя ей «обновленіе» и «омолаживаніе». Пресловутая тактика сводится къ двумъ пріемамъ: во-первыхъ, къ попыткамъ надуть противника, замаскировавъ истинныя мысли и побужденія, а во-вторыхъ, къ тому, чтобы «не раздражать» его, полагая, что все само собой образуется и что врагъ перемѣнитъ гнѣвъ на милость. Увы! Обмануть никого нельзя, ибо люди не такъ глупы, какъ думаютъ. А непротивленіе злу только разжигаетъ наглость противника.

За примѣрами ходить недалеко.

Съ русской эмиграціей ушелъ весь тотъ лѣвый февральскій элементъ, который создалъ революцію и погубилъ Россію. Тутъ всѣ растлители, заговорщики и разрушители: Керенскiй, Милюковъ, Гучковъ, Шульгинъ, Родзянко, Струве, съ ихъ бабушкой Брешковской; чисто вымели полъ революціи большевики, выбросивъ весь ея соръ. Всѣ они оказались въ эмиграціи. Отъ нихъ пошло и возглавленіе эмиграціи съ традиціями Временнаго правительства и періода омраченія русскаго духа.

На почвѣ отрицанія монархизма покатился по эмиграціи знаменитый приказъ Врангеля № 82, вполнѣ аналогичный приказу №1 Временнаго правительства. Монархія стала одіозна бывшимъ царскимъ генераламъ и пошли: то «молодая», то «новая» Россія, то евразiйство и прочая чепуха. Слышался лепетъ о «несвоевременности» старыхъ лозунговъ, о непопулярности отжившихъ идей. Когда же смѣлые люди пытались говорить о славѣ прошлаго и о возвращеніи къ Императорской Россіи, на нихъ махали руками и шептали: «Что вы, что вы? Развѣ можно въ наше время говорить таки вещи! Не надо раздражать враговъ!»

Въ Галлиполи царскимъ генераломъ Врангелемъ совершается величайшее кощунство: запрещается державный гимнъ и срывается со знаменъ историческій девизъ: «За вѣру, Царя и отечество!» Безъ протеста со стороны доблестнаго русскаго воинства принимается это насиліе надъ честью и славою Императорской арміи. Просятъ не раздражать какую-то дрянь напоминаніемъ объ эти святыхъ сѵмволахъ и замалчиваютъ отреченіе воинства отъ того, чему оно присягало. Высшіе правовѣды — эти привилегированные питомцы и поклонники царской Россіи — изощрятся въ придумываніи новыхъ лозунговъ, бормоча какой-то вздоръ о «трудящихся христіанахъ», словно царская Россія была пріютомъ бездѣльниковъ, дававшихъ правовѣдамъ даромъ праздную и сытую жизнь.

Оффицiально русская эмиграція возглавляется въ Бѣлградѣ гнуснымъ заговорщикомъ противъ Царя, во имя котораго только и пользуются русскіе здѣсь особеннымъ гостепріимствомъ, — Челноковымъ, и его сподвижниками, героемъ Викжеля и гомельскихъ мастерскихъ — Орѣшковымъ, и проч.  Долгіе годы втихомолку проклинаютъ бѣженцы всесильнаго диктатора и молчатъ, кого-то боясь раздражить своимъ протестомъ. Воспитаніе юношества поручается членамъ партіи цареубійцъ — эсеровъ, и глупыхъ бѣсовъ разрушенія «кадетовъ». И обрабатывается психика юношества столь прекрасно, что  глядя на созрѣвшихъ молодыхъ людей, бывшій русскій человѣкъ не постигаетъ, какъ умудрилась  зарубежная русская школа создать людей съ психикой ублюдка, лишенныхъ русскихъ историческихъ традицій и не усвоившихъ патріотизма новой своей родины. Партія кадетовъ выдвинула своего растлителя, написавшаго позорнѣйшій памфлетъ на русскую исторію. Хохоталъ очень Троцкiй надъ этимъ русскимъ срамомъ и былъ доволенъ своими шабесгоями.

Молчали сѣдые воины, въ тайникахъ души развертывая свои воспоминанія о былыхъ подвигахъ, когда генералъ Императорской арміи съ эстрады поносилъ главу династіи. Но когда изъ-подъ полы, подъ видомъ увертюры Чайковскаго украдкой играли кусочекъ запрещеннаго державнаго гимна, радостно загорались глаза россійскихъ зубровъ и скрежетали зубами бѣсы революціи.

Сорвались съ цѣпи Богомъ обиженные, безталанные зарубежные журналисты, ведомые своимъ вождемъ информаторомъ по русскимъ дѣламъ, и дерзко поносили послѣдняго героя — Императора и клеветали на династію. Но какъ въ ротъ воды набрали — молчали бывшіе сановники и сочлены пакостники, бывшіе офицеры русскаго генеральнаго штаба.

Боялись... Кого?

Но вотъ, наконецъ, въ переполненной молящимися русской церкви четыре достойнѣйшихъ архіепископа съ сонмомъ духовенства служатъ торжественный царскій молебенъ по случаю событія, могущаго имѣть неисчерпаемыя послѣдствія.  Пpодираетъ морозъ по кожѣ русскаго человѣка, когда честный діаконъ провозглашаетъ моленіе въ полнымъ т и т у л о м «О великомъ Государѣ всея Россіи»... Слезы выступаютъ на глазахъ пробуждающихся русскихъ людей, и искры гнѣва мечетъ глаза троцкистовъ. Корабельныя крысы дано уже сбѣжали съ этого праздника русскаго оздоровленія, здѣсь многихъ нѣтъ, кому бы надо было быть, тѣхъ не оказалось.  А когда-то обласканныя царемъ, увѣнчанныя крестами за подвиги Имперіи тѣни прошлаго, какъ Мефистофель отъ креста украдкою, трусливо пробираются къ выходу...

Такъ раскалывается душа русскаго человѣка въ изгнаніи. Но слабъ сатана, и не надо его бояться. Похоже на то, что пресловутыя «темныя силы» въ значительной степени суть миѳъ, и что сущность ихъ состоитъ въ помраченіи нашей собственной психики, охваченной страхомъ и возвеличивающей ничтожество, принимая мелкихъ чертенятъ за гигантовъ, съ которыми будто бы нельзя открыто бороться и которыхъ не слѣдуетъ раздражать.

Но когда очнется отъ своего безумія славный воинъ и, вернувшись подъ сѣнь двуглаваго Россійскаго орла, прикажетъ своимъ чудо-богатырямъ насадить на остріе своихъ штыковъ всю нечисть революціи, какъ тараканы расползутся бѣсы, и снова возсіяетъ своимъ величіемъ Историческая Россія въ ореолѣ старой славы.

 

Проф. Н. Краинскiй.

"Разсвѣтъ надъ Россіей" (Бѣлградъ), №1, Февраль 1938 г.