Нашей редакціи нерѣдко задаютъ вопросъ, почему мы все время возвращаемся къ темѣ всероссійскаго предательства Царя, совершеннаго  въ 1917 году всѣми слоями Русскаго народа и въ первую очередь духовенствомъ Православной Россійской Церкви.  За прошедшее съ тѣхъ поръ неполное столѣтіе въ странѣ и мірѣ совершилось уже столько событій, а въ переживаемое нами время есть столько животрепещущихъ темъ, что писать и говорить стоитъ только о нихъ.

Такой подходъ психологически понятенъ, ибо человѣку свойственно больше интересоваться настоящимъ, чѣмъ прошлымъ, но онъ является однобокимъ и близорукимъ, а зачастую и просто вреднымъ. Прежде всего, надо понимать, что наше настоящее является слѣдствіемъ и результатомъ событій, происходившихъ въ прошломъ, при этомъ не всѣ событія этого прошлаго равнозначны, а среди нихъ есть небольшое число ключевыхъ, предопредѣлившихъ ходъ исторіи не десятилѣтія впередъ. Не разобравшись досконально въ этихъ событіяхъ, абсолютно невозможно грамотно разсуждать о томъ, что происходитъ сейчасъ, и дѣлать хоть какіе-то прогнозы на будущее. Несомнѣнно, Февральская революція (и идущей съ ней въ связкѣ большевицкій переворотъ) относится къ числу такихъ ключевыхъ событій, безъ осмысленія которыхъ не стоитъ даже и браться за объясненіе настоящаго.

Второй моментъ, на который нужно обратить вниманіе, состоитъ въ томъ, что разобраться въ текущихъ событіяхъ и дать имъ правильную оцѣнку способенъ только человѣкъ, обладающій цѣльнымъ и истиннымъ міровоззрѣніемъ и умѣющій различать, гдѣ добро, а гдѣ зло. У насъ нѣтъ никакихъ сомнѣній въ томъ, что такое міровоззрѣніе и такая способность отличать добро отъ зла могутъ быть только у человѣка, являющагося христіаниномъ и пребывающимъ въ лонѣ Истинно-Православной Церкви. Поэтому вопросъ о Церкви это не только извѣчный вопросъ о спасеніи человѣческой души, но и самый что ни на есть практическій вопросъ спасенія націи и страны, которое невозможно при отсутствіи у людей христіанскаго міровоззрѣнія и христіанской нравственности. Все это можетъ дать только Церковь, и если послѣдняя малочисленна, раздроблена и поражена всевозможными духовными язвами, то гибель націи неизбѣжна, и никакія «геніальныя» теоріи и хитроумныя политическія комбинаціи предотвратить ее не смогутъ.

То бѣдственное положеніе, въ которомъ нынѣ оказались русскіе люди, тотъ полный разгромъ русскаго національнаго дѣла, который мы переживаемъ, тотъ махровый расцвѣтъ самой гнусной совѣтчины, который мы повсемѣстно наблюдаемъ, и то невѣроятное національное униженіе, которое мы испытываемъ ежедневно и ежечасно, - все это прямо и непосредственно вызвано и связано съ разгромомъ и разваломъ Русской Церкви, когда съ одной стороны все ея матеріальное достояніе уничтожено или похищено сатанинской совѣтской лже-церковью РПЦ-МП, а съ другой стороны отъ ея имени выступаютъ цѣлыя толпы грязныхъ проходимцевъ и сексотовъ, начиная отъ жидо-іерарховъ все той же красной лже-церкви и кончая разными шутами гороховыми вродѣ Мартина (Лапковскаго) или откровенными подонками вродѣ Дамаскина (Балабанова). Равнымъ образомъ тотъ дикій и несусвѣтный бредъ, который сплошь и рядомъ приходится читать и слышать отъ русскихъ людей (про взбѣсившихся «совковъ» рѣчи и нѣтъ), также объясняется какъ нежеланіемъ этихъ людей пребывать въ Церкви, такъ и полной неспособностью Церкви донести до нихъ истинно-православное міровоззрѣніе и христіанское пониманіе происходящаго.

Безъ оздоровленія Русской Церкви историческая гибель Русскаго народа неотвратима, а это оздоровленіе въ свою очередь невозможно безъ поиска и объясненія причинъ болѣзни. И причины эти коренятся въ нашемъ прошломъ, прежде всего въ тѣхъ событіяхъ этого прошлаго, которыя являются исторически переломными. Февральская революція среди этихъ событій занимаетъ, безусловно, первое и опредѣляющее мѣсто, хотя бы уже только потому, что она явилась косвенной (а нерѣдко и прямой) причиной другихъ эпохальныхъ событій нашей исторіи, такихъ какъ большевицкій переворотъ или Вторая Міровая война. Вотъ почему вопросъ о роли Русской Церкви въ Февральской революціи и ея отношеніи къ этой революціи, представляетъ не академическій, а жизненно-практическій интересъ; это гораздо болѣе насущный вопросъ, чѣмъ многіе изъ сіюминутныхъ и кажущихся «важными» вопросовъ, которые, какъ это ни парадоксально, зачастую вообще не могутъ быть рѣшены въ отрывѣ отъ Февральскаго вопроса.

Руководствуясь этими соображеніями наша Редакція рѣшила опубликовать по частямъ малоизвѣстную работу нашего постояннаго автора А. Кузнецова, которую онъ по просьбѣ редакціи пересмотрѣлъ и дополнилъ въ рядѣ мѣстъ.

 

Редакція «Силы и Славы».

 

 

 

Церковные корни Февральскаго грѣха. Часть I

 

Однимъ изъ важнѣйшихъ для пониманія причинъ постигшей Россію въ 1917 году національной  и государственной катастрофы и вмѣстѣ съ тѣмъ однимъ изъ наименѣе изслѣдованныхъ вопросовъ является вопросъ о роли священноначалія и духовенства Русской Церкви въ сверженіи Самодержавія и послѣдующихъ революціонныхъ событіяхъ марта-ноября 1917 г. На сегодняшній день не существуетъ изслѣдованія, которое разсматривало бы этотъ вопросъ не только съ исторической (такія работы есть), но прежде всего съ духовно-нравственной и церковной точекъ зрѣнія. Принять посильное участіе, если не въ рѣшеніи, то въ обсужденіи этого вопроса является, по мнѣнію автора, непремѣннымъ долгомъ каждаго истинно-православнаго христіанина, болѣющаго за судьбу Русской Церкви и православной Россіи. Найти духовный, а затѣмъ и каноническій выходъ изъ того тупика, въ которую Русскую Церковь завели февралисты и февральская идеологія, возможно, съ нашей точки зрѣнія, только соборно, совокупными усиліями всѣхъ православныхъ христіанъ, вѣрныхъ Церкви и Отечеству и желающихъ вновь видѣть ихъ подъ скипетромъ Православнаго Царя. Сложность стоящей передъ нами проблемы исключаетъ возможность отыскать ее рѣшеніе силами одиночекъ, какими бы духовными дарованіями и разносторонними знаніями они не обладали. Осознавая все это, авторъ попытался разсмотрѣть въ свѣтѣ ученія Святой Православной Церкви извѣстные ему историческіе и документальные матеріалы, чтобы внести свой вкладъ въ рѣшеніе февральской проблемы. Свои размышленія и выводы онъ предлагаетъ на судъ читателей, которые также приглашаются къ дальнѣйшей углубленной и отвѣтственной работѣ по поиску духовно вѣрнаго и нравственно безупречнаго рѣшенія проблемы Февральскаго грѣха.

 

1.

Событіямъ февраля-марта 1917 г, связаннымъ съ Февральской революціей и сверженіемъ Самодержавной Царской власти, а также участію членовъ и учрежденій Россійской Православной Церкви въ этихъ событіяхъ невозможно дать правильную историческую и духовную оцѣнку въ отрывѣ отъ ученія  Святой Церкви о Православномъ Самодержавіи, Симфоніи Церкви и Царства и мѣстѣ Православнаго Императора въ Церкви.

Слѣдуетъ подчеркнуть, что ученіе о Православномъ Самодержавіи является неотъемлемой частью церковнаго Преданія, и само понятіе Самодержавія относится не къ области политическихъ или соціальныхъ доктринъ, а именно къ области церковнаго вѣроученія. По этой причинѣ начать наше изслѣдованіе слѣдуетъ съ краткаго изложенія этого ученія.

Православная Церковь учитъ, что Православный Царь получаетъ свои полномочія непосредственно отъ самого Бога, то есть источникомъ Царской власти является благая и человѣколюбивая воля Божія, промыслительно избирающая Царя и поставляющая его на царство. «Богъ, по образу Своего небеснаго единоначалія, утвердилъ на землѣ Царя; по образу Своего небеснаго вседержительства устроилъ на землѣ Царя самодержавнаго; по образу Своего царства непреходящаго... поставилъ на зе­млѣ Царя наследственнаго», ¾ пишетъ свт. Филаретъ (Дроздовъ), митрополитъ Московскій^[1]. «Нашъ Царь есть представитель воли Божіей. Его воля священна для насъ, какъ воля Помазан­ника Божiя; мы любимъ его потому, что любимъ Бога», - говоритъ оптинскій старецъ св. Варсонофiй^[2].

Получая свои властныя полномочія отъ Бога, православный Царь и отвѣтственность за свои дѣйствія несетъ только и исключительно передъ Богомъ. Онъ ни съ кѣмъ не раздѣляетъ ни своей власти, ни своей отвѣтственности за царское служеніе. Въ этой независимости источника власти отъ кого бы то ни было кромѣ Бога, нераздѣльности этой власти ни съ кѣмъ, и ее неподсудности кому бы то ни было кромѣ какъ единому Богу и состоитъ Самодержавіе православнаго Государя. Какъ получившій власть отъ Бога Царь не можетъ по своей собственной волѣ сложить съ себя свое званіе или отказаться отъ своихъ обязанностей.

Въ силу богоустановленности царской власти подданные православнаго Царя обязаны оказывать ему послушаніе, исходя изъ того, что противленіе власти Царя есть противленіе самому Богу. «Нѣтъ грѣха большаго на землѣ, чѣмъ противленіе волѣ Помазанника Божьяго», ¾ утверждаетъ св. Анатолій (Потаповъ) Оптинскій^[3].

Православная Церковь учитъ далѣе, что власть православнаго Царя есть власть теократическая. Царская власть «по существу есть теократія; — богоуправленiе, при которомъ Самъ Богъ является управляющимъ черезъ помазаннаго Имъ Царя»^[4], — объясняетъ свщмч. еп. Андроникъ (Никольскій). Царь получаетъ свою власть не просто какъ свѣтскій правитель, цѣлью котораго является достиженіе общественнаго блага, а еще и какъ служитель Божій, призванный утверждать христіанскія начала въ земной жизни, направлять жизнь своихъ подданныхъ къ богоугоднымъ цѣлямъ и содѣйствовать ихъ спасенію въ вѣчности. Свою дѣятельность Царь подчиняетъ не временнымъ земнымъ задачамъ, а вѣчнымъ божественнымъ цѣнностямъ. Такое служеніе Православнаго Царя невозможно безъ точнаго знанія этихъ цѣнностей, которыя раскрываются въ хранимомъ Церковью ученіи, хотя въ исключительныхъ случаяхъ Царь можетъ быть просвѣщаемъ отъ Бога и непосредственно ¾ «сердце Царево въ руцѣ Божіей» (Притч. 21:1). Поэтому Православный Царь въ своей дѣятельности не можетъ не быть вѣрнымъ сыномъ Церкви, оказывающимъ Ей полное послушаніе и исповѣдующимъ Православіе во всей его чистотѣ. Св. Симеонъ Солунскiй разъясняетъ, что, вступая на Престолъ, Царь «обязуется благоустроять и умиротворять Церковь и всѣхъ располагать къ подчиненію Ей и покорности, потому что и самъ онъ свидѣтельствуетъ Ей послушаніе и вѣрность, приступая къ страшнымъ таинствамъ съ главою непокровенною … въ знакъ того, что онъ будетъ идти по пути Божію, правому и неуклонному, ведущему въ Царство Небесное»^[5].

Для прохожденія своего служенія Царь получаетъ отъ Церкви спеціальное посвященіе, принимая въ таинствѣ мѵропомазанія на Царство особые благодатные дары и становясь Помазанникомъ Божіимъ и Священной Особой. Никакая другая государственная власть не признается Церковью богоустановленной, кромѣ какъ Царская власть Помазанника Божія. «Если нѣтъ вѣры въ то, что благодать для соборнаго творчества подается народу Божію только черезъ Богопомазанника и что Господь, управляющій черезъ него, не ошибается, то, въ такомъ случаѣ, не слѣдуетъ считать себя правовѣрнымъ. Прогнать Царя можно только вмѣстѣ съ Господомъ, на немъ благодатно пребывающимъ», ¾ такъ объясняетъ ученіе Церкви св. прав. Іоаннъ Кронштадтскій. «Помазанникъ, который управляетъ нами при особенномъ содѣйствіи отъ Духа Святаго, есть помазанникъ, чрезъ котораго управляетъ нами Самъ Богъ», ¾ добавляетъ Макарій, Митрополитъ Московскій^[6].

 Если Царь уклонится отъ Православія и отпадетъ отъ Церкви, то онъ тѣмъ самымъ теряетъ священный характеръ своей власти какъ ставшій противникомъ Богу и лишается Церковью благодати своего Помазанничества какъ осквернившій это таинство. Онъ превращается въ обычнаго свѣтскаго правителя, повиновеніе которому ограничено требованіемъ «повиноваться больше Богу, нежели человѣкамъ» (Дѣян. 5:29). Въ этомъ единственномъ только случаѣ, когда Царь измѣнилъ Божественному закону и пересталъ быть Помазанникомъ, его подданные освобождаются отъ всякихъ церковныхъ обязательствъ по отношенію къ нему. Священное Писаніе говоритъ, что когда Царь Саулъ преступилъ повелѣніе Господне, пророкъ Самуилъ, какъ представитель ветхозавѣтной Церкви, по указанію Божію помазалъ Царя Давида «и почивалъ Духъ Господень на Давидѣ съ того дня и послѣ … а отъ Саула отступилъ Духъ Господень» (1 Цар. 16:13-14). Законнымъ Царемъ сталъ Давидъ, а Саулъ потерялъ божественно право царствовать надъ израильскимъ народомъ. «Невозможно христіанамъ имѣть Церковь, но не имѣть Царя», ¾ пишетъ Антоній IV, патріархъ Константинопольскій, ¾  «Оныхъ только царей отвергаютъ христіане — еретиковъ, неистовствовавшихъ противъ Церкви и вводившихъ извращенные догматы»^[7].

Насколько важное мѣсто въ сознаніи древнихъ христіанъ занимала фигура Царя, хорошо можно видѣть изъ житія преп. Маріи Египетской. Одинъ ихъ первыхъ вопросовъ, который преподобная задала старцу Зосимѣ, былъ такой: «Какъ живетъ нынѣ Христіанскій народъ? Какъ Цари? Какъ пасется Церковь?»^[8]

Всю совокупность ученія о Православномъ Самодержавіи Церковь кратко выражаетъ въ 11-омъ анафематизмѣ, провозглашаемомъ Ею ежегодно въ недѣлю Торжества Православія: «Помышляющимъ, яко православнiи Государи возводятся на престолы не по особливому о нихъ Божію благоволенію и при помазаніи на царство дарованія Духа Святаго къ прохожденію великаго сего званія на нихъ не изливаются: и тако дерзающимъ противу нихъ на бунтъ и измѣну, Анаѳема!»

 

2.

Православный Царь не является единственнымъ, кто надѣленъ Богомъ властью вести своихъ подданныхъ черезъ земную жизнь къ вѣчному спасенію. Такое же назначеніе въ Церкви Христовой имѣетъ и церковная іерархія или священство. Царь и священство служатъ одной цѣли, но достигаютъ ее разными путями: священство черезъ внутреннее преображеніе человѣка, православный Царь черезъ утвержденіе его земной жизни на христіанскихъ началахъ. Различіе методовъ Царя и священства вытекаетъ изъ различія природъ Царства и Церкви: первое есть установленіе земное и ограниченное рамками этого мiра, оно будетъ замѣнено на Царство Небесное послѣ Второго Пришествія Христова; вторая же есть установленіе небесное, выходящее за временныя и пространственныя границы мiра сего. Если православное Царство есть лишь земной образъ Царства небеснаго, то Церковь Христова есть Царство Божіе на землѣ.

Ввиду общности задачъ Царства и Церкви между ними не можетъ не возникнуть тѣснѣйшаго единенія, которое, однако, не переходитъ въ сліяніе изъ-за различія ихъ природъ. Церковь и Царство призваны сосуществовать неслiянно и нераздѣльно по образу соединенія божескаго и человѣческаго естествъ въ Господѣ Іисусѣ Христѣ. Въ идеальномъ случаѣ, когда всѣ подданные государства являются членами Церкви, а всѣ члены Церкви - подданными православнаго Царя, интересы Церкви и Царской власти становится невозможно различить. Такое совпаденіе видимыхъ границъ Церкви и Царства приводитъ къ появленію особаго духовно-государственнаго образованія, называемаго Христіанской Имперіей. Въ условіяхъ Имперіи Царь зримо олицетворяетъ собою соединеніе церковнаго и государственнаго іерархическихъ порядковъ, обладая достоинствами какъ главы государства, такъ и главы земной Церкви. Власть христіанскаго Императора на землѣ это отображеніе власти Господа Іисуса Христа на небѣ, Который есть Великій Архіерей по чину Мелхиседекову, являющійся одновременно Царемъ царствующихъ и Главой Церкви. Свтъ. Димитрій Ростовскій говоритъ объ этомъ такъ: «Лицо и санъ Царя христіанскаго на землѣ есть живой образъ и подобіе Христа Царя, живущаго на небесахъ»^[9].

 Въ падшемъ мiре осуществленіе идеала Имперіи является почти неразрѣшимой задачей. Случай Мелхисидека является уникальнымъ, состоявшимся по особому промыслу Божію въ неразрывной связи  съ грядущимъ пришествіемъ Христовымъ, которое онъ прообразовалъ.  Въ исторической практикѣ совмѣщенія однимъ человѣкомъ званій Царя и Первосвященника достигнуть не удавалось. Въ реальности приходится имѣть дѣло съ двумя видами властей: властью государственной, представленной православнымъ Царемъ и его слугами, и властью церковной въ лицѣ представителей церковной іерархіи. Совокупность принциповъ, на которыхъ осуществляется взаимодѣйствіе этихъ властей, получила въ  церковномъ ученіи именованіе Симфоніи Церкви и Царства. 

При Симфоніи Царская власть всю свою дѣятельность подчиняетъ одной цѣли ¾ всѣми государственными средствами содѣйствовать Церкви въ дѣлѣ приведенія народа въ вѣчное Царство Христово. Въ свою очередь Церковь спасеніе своихъ членовъ ставитъ въ неразрывную связь съ вѣрнымъ служеніемъ Царской власти, содѣйствуетъ ей въ рѣшеніи государственныхъ задачъ и стремится освятить и христiанизовать всѣ стороны государственной и общественной жизни.

Взаимоотношенія двухъ іерархическихъ властей въ предѣлахъ сохраненія симфоническихъ отношеній могутъ быть самыми разнообразными, но не должны нарушать слѣдующіе основополагающіе принципы:

а) Независимость происхожденія Царской власти и власти священства. Хотя Царь и пріемлетъ освященіе отъ Церкви въ таинствѣ Помазанія на Царство, но саму власть онъ получаетъ не изъ рукъ церковной іерархіи, а отъ самого Бога. Равнымъ образомъ, церковные іерархи свою священническую власть получаютъ не отъ Царя, а отъ самого Господа Іисуса Христа черезъ преемство рукоположенiй, восходящихъ къ Апостоламъ.

б) Неравнозначность положеній Царя и Первосвященника. Въ то время какъ Царь является единоличнымъ носителемъ верховной власти въ государствѣ, олицетворяющимъ собой все Царство, никто изъ церковной іерархіи, включая Первосвященника, не можетъ обладать аналогичнымъ статусомъ верховной церковной власти, олицетворяющей собой всю Церковь. Таковая власть въ Церкви принадлежитъ исключительно Господу Іисусу Христу. Съ этой точки зрѣнія Царская власть и власть священства принципіально неравнозначны, и въ Симфоніи Царства и Церкви Царь является ключевой и центральной фигурой, а Первосвященникъ ¾ вспомогательной.

в) Царь не является носителемъ священнической благодати и совершителемъ таинствъ.

г) Хотя земная Церковь и имѣетъ свою собственную структуру и органы управленія, однако самъ принципъ Самодержавія, требующій единовластія, исключаетъ возможность существованія въ одной монархіи нѣсколькихъ независимыхъ властей, создающихъ ситуацію «государства въ государствѣ». Поэтому церковное управленіе не можетъ быть полностью самостоятельнымъ и независимымъ отъ государственнаго. Такая свобода и самостоятельность въ управленіи могутъ быть предоставлены церковной іерархіи только до опредѣленнаго предѣла. Церковное управленіе не должно подмѣнять государственнаго, а государственное церковнаго, однако верховная власть въ государствѣ можетъ быть только одна, и это власть православнаго Царя.

 

3.

Существуютъ двѣ исторически сложившiяся формы искаженія Симфоніи, называемыя папоцезаризмомъ (папизмомъ) и цезарепапизмомъ.

Папизмъ представляетъ собой доктрину, въ которой Царская власть признается подчиненной власти священства. Для папизма характерно стремленіе отождествить Церковь съ Ея іерархіей (ересь клерикализма), а среди самой іерархіи надѣлить Первосвященника (перваго епископа) особыми божественными полномочіями, позволяющими ему единолично управлять Церковью, какъ епископъ управляетъ своей епархіей. Въ соотвѣтствіи съ такой установкой папизмъ усвояетъ Первосвященнику не только высшую церковную, но и высшую политическую власть, которую онъ лишь временно передовѣряетъ Царю для управленія государствомъ (теорія «двухъ мечей») и всегда можетъ забрать ее назадъ. Въ болѣе мягкихъ формахъ папизма мѣсто Первосвященника занимаетъ церковная іерархія, но въ любомъ случаѣ въ папизмѣ Царь получаетъ свою власть не отъ Бога, а отъ священства и отвѣтствененъ передъ послѣднимъ за пользованіе этой властью. Папизмъ неизбѣжно приводитъ къ возникновенію параллельной государству и независимой отъ него церковной структуры управленія, своего рода «государства въ государствѣ», которое вступаетъ въ  борьбу съ Царской администраціей за первенство власти. Опытъ показываетъ, что  результатомъ такой борьбы является разрушеніе симфоническихъ отношеній и отдѣленіе Церкви отъ государства, что имѣетъ гибельныя послѣдствія какъ для первой, такъ и для второго.

Другой формой искаженія Симфоніи является цезарепапизмъ. Для цезарепапизма характерна самодостаточность Царской власти, которая въ своихъ дѣйствіяхъ ни въ чемъ не подчинена Церкви и разсматриваетъ послѣднюю только какъ часть государства, занимающаго опредѣленную территорію. При цезарепапизмѣ Царская власть свои цѣли не согласуетъ съ цѣлями Церкви и Ея вѣроученіемъ, а наоборотъ требуетъ такого согласованія отъ Церкви, подчиняя Ее въ этомъ отношеніи государству. Это проявляется, въ частности, въ главенствѣ законовъ государственныхъ надъ законами церковными или даже въ подмѣнѣ вторыхъ первыми. Носитель Царской власти при цезарепапизмѣ теряетъ свое сакральное значеніе Помазанника Божія и становится свѣтскимъ владыкой. Онъ не нуждается въ благословеніи Церкви на свое служеніе, не имѣетъ передъ Ней никакихъ обязанностей и даже вообще можетъ не принадлежать къ Ней. Въ конечномъ итогѣ цезарепапизмъ приводитъ къ превращенію Церкви въ составную часть свѣтскаго государства, гдѣ Она не играетъ никакой самостоятельной роли.

Историческій опытъ показываетъ, что наиболѣе разрушительныя для Православной Церкви послѣдствія несетъ съ собой папизмъ.

Цезарепапизмъ можетъ по настоящему развиться только на почвѣ протестантизма, отрицающаго благодать священства и божественное происхожденіе церковной іерархіи, а не въ Православіи, гдѣ никакой Царь не можетъ вторгнуться въ сакральную жизнь Церкви, не отрекшись сначала отъ своего Православія. Неправедный Царь можетъ причинить Церкви внѣшнее насиліе, но не можетъ повредить Ея божественную природу, какъ не имѣющій въ Церкви никакой священнической власти и не обладающій вѣроучительнымъ авторитетомъ только въ силу своего Царскаго сана. Поэтому цезарепапизма, какъ догматически и идеологически обоснованной системы, въ Православіи никогда не существовало и не могло существовать. На практикѣ цезарепапизмъ былъ безсиленъ разрушить Церковь изнутри, а лишь причинялъ Ей внѣшнія стѣсненія. 

Напротивъ, папизмъ  приводитъ къ внутреннему перерожденію Церкви, превращая Ее изъ благодатнаго Дома Божія въ человѣческую организацію, въ которой власть основана не на благодатномъ посвященіи и духовныхъ дарованіяхъ, а на особомъ іерархическомъ положеніи возглавителя организаціи. Послѣдній для поддержанія своей власти и единства организаціи вынужденъ обратиться къ мѣрамъ принужденія, для чего либо подчиняетъ себѣ государственный аппаратъ насилія, либо создаетъ свой собственный, внутрицерковный. Въ обоихъ случаяхъ природа Церкви совершенно извращается, Она становится земной организаціей, стремящейся подмѣнить собою государство. Папизмъ принципіально несовмѣстимъ съ идеей Царской власти какъ самостоятельной силы, почему неизбѣжно вступаетъ съ ней въ разрушительную борьбу, открывающую дорогу къ власти, какъ надъ Церковью, такъ и надъ государствомъ антихристовымъ силамъ. Поэтому папистскія настроенія церковной іерархіи представляютъ собой гораздо большую опасность для Церкви, чѣмъ стремленіе Царей къ расширенію своихъ церковныхъ полномочій.

 

4.

Основополагающимъ вопросомъ для правильнаго пониманія Симфоніи, а также исторіи Церкви въ Константиновскую эпоху является вопросъ о мѣстѣ Царя въ Церкви. Въ отличіе отъ папизма, причисляющаго Царя къ мiрянамъ и тѣмъ самымъ лишающаго его, какъ и прочихъ мірянъ, какихъ-либо церковныхъ полномочій, Православная Церковь разсматриваетъ Царское служеніе какъ разновидность священно-церковнаго, а самого Царя какъ особый церковный чинъ. «Всякій законный царь имѣетъ священническій чинъ», ¾ говоритъ св. Ириней Ліонскій^[10]. Соборъ 448 г. въ Константинополѣ привѣтствовалъ Ѳеодосія II, какъ первосвященника и императора^[11]. Отцы III Вселенскаго Собора признали въ св. Маркіанѣ священника и императора, побѣдителя въ войнѣ и учителя вѣры. По общепризнанному церковному воззрѣнію Царь является епископомъ внѣшнихъ дѣлъ Церкви, который обладаетъ всѣми полномочіями епископовъ за исключеніемъ священнодѣйствій. «За исключеніемъ священнодѣйствій, Императоръ совмѣщаетъ въ себѣ всѣ остальныя привилегіи епископовъ, на основаніи которыхъ его церковныя распоряженія получаютъ каноническую важность», ¾ писалъ архіепископу Константину Кавасилѣ въ XIII вѣкѣ Болгарскій архіеп. Димитрій Хоматинъ.^[12]

Въ свой церковный чинъ Царь возводится черезъ особое церковное таинство вѣнчанія на Царство, совершаемое за Божественной Литургіей, которое включаетъ исповѣданіе Царемъ Православной вѣры, коронованіе Царя, помазаніе его святымъ мvромъ и  причащеніе въ алтарѣ по священническому чину. Находясь въ достоинствѣ епископа внѣшнихъ дѣлъ Церкви, Царь и въ дальнѣйшемъ причащается наравнѣ со священнослужителями только въ алтарѣ. Особое положеніе Царя въ Церкви подчеркиваетъ и тотъ фактъ, что разрѣшеніе причащаться въ алтарѣ распространяется и на особъ женскаго пола, занимающихъ Царскій престолъ, въ то время какъ даже супруга Царя такой чести не удостаивается, не говоря уже о прочихъ женщинахъ-христіанкахъ.

Вѣнчанный на Царство Помазанникъ Божій соединяетъ въ своемъ лицѣ Церковь и Царство, пріобрѣтая сакральныя черты священства и не утрачивая при этомъ функцій главы государства. Свъ. Симеонъ Солунскiй, разъясняя, почему послѣ мvропомазанiя Царь входитъ въ алтарь и занимаетъ мѣсто между священниками, говоритъ, что эта честь «дается Императору какъ помазаннику Господню и предызбранному Богомъ Царю христоименитaго народа. Какъ благочестивѣйшій, онъ и причисляется къ освященнымъ лицамъ въ Церкви»^[13].

Исторически церковныя полномочія Царей не было строго обозначены и, за отдѣльными исключеніями, канонически закрѣплены. Въ зависимости отъ обстоятельствъ они то расширялись до права издавать догматическія и каноническія опредѣленія и исправлять богослужебный порядокъ (св. Константинъ Великій, св. Ѳеодосій Великій, св. Юстинiанъ), то сужались лишь до обязанности блюсти внѣшнюю безопасность и матеріальное благополучіе Церкви, но никогда не оспаривались Церковью въ принципѣ. «Царь занимаетъ высокое мѣсто въ Церкви», ¾ пишетъ Антоній IV, патр. Константинопольскій, ¾ «онъ не то, что другіе помѣстные князья и государи. Цари упрочили и утвердили благочестіе во всей вселенной; Цари собирали Вселенскіе соборы; они же подтвердили своими законами священные каноны о благоустройствѣ христіанской жизни, и много подвизались противъ ересей; наконецъ, Цари вмѣстѣ съ соборами опредѣлили порядокъ архіерейскихъ каѳедръ и установили границы митрополичьихъ округовъ и епархій».^[14]

Наглядное представленіе о мѣстѣ Царя въ Церкви даетъ расположеніе частицъ на дискосѣ при совершеніи Проскомидіи, которое символически изображаетъ всю Церковь Христову. Частица, вынимаемая за Царя, уступаетъ по размѣрамъ только богородичной частицѣ и располагается  выше частицъ, вынимаемыхъ за патріарховъ.

 

 

Расположеніе частицъ на дискосѣ при совершеніи проскомидіи.

 

Поэтому знаменитый канонистъ патріархъ Ѳеодоръ Вальсамонъ утверждалъ, что «сила и дѣятельность Императора простирается и на душу и на тѣло подданныхъ, тогда какъ Патріархъ есть только духовный пастырь»^[15], а архiеп. Болгарскій Димитрій Хоматинъ писалъ, что «Императоръ стоитъ выше соборныхъ опредѣленій и сообщаетъ имъ силу и дѣйствіе. Онъ есть вождь церковной іерархіи и законодатель по отношенію къ жизни и поведенію священниковъ; онъ имѣетъ право рѣшать споры между митрополитами, епископами и клириками и избирать на вакантныя епископскія каѳедры ... Его постановленія имѣютъ силу каноновъ»^[16].

Православное богословіе въ цѣломъ отвергаетъ западную точку зрѣнія на Симфонію Церкви и Царства какъ на публично-правовой союзъ двухъ независимыхъ субъектовъ, регулирующихъ свои отношенія посредствомъ разнаго рода договорныхъ соглашеній. Въ Православіи Симфонія это не союзъ двухъ правовыхъ единицъ, а единый церковно-государственный организмъ, въ которомъ нѣтъ различія между Церковью и Царствомъ, а есть лишь распредѣленіе полномочій и обязанностей между духовной и государственной властями. Этотъ организмъ долженъ охватывать весь христіанскій міръ, а въ идеалѣ и все человѣчество. При такомъ пониманіи Симфоніи Царская власть не есть нѣкая внѣшняя для Церкви сила, полномочія и область дѣйствія которой начинаются за оградою Церкви, а сила, дѣйствующая изнутри самой ограды. Церковь и Царство соединены настолько тѣсно, что все, осуждаемое Церковью, не имѣетъ права на существованіе и въ государствѣ, а враги государства признаются врагами Церкви. При такомъ взглядѣ на Симфонію не остается никакихъ предпосылокъ для возникновенія ни папизма, ни цезарепапизма, которые возможны лишь тамъ, гдѣ Церковь и Царство понимаются какъ самодостаточныя образованія, связанныя другъ съ другомъ не внутренними, а внѣшними связями.

 

5.

Событія февраля-марта 1917 г нельзя разсматривать въ отрывѣ отъ исторіи симфоническихъ отношеній Церкви и Царства въ предыдущія столѣтія и того факта, что Русское Царство самодержавныхъ Царей всегда осознавало себя духовнымъ и историческимъ преемникомъ христіанской Византійской Имперіи въ контекстѣ концепціи «Москва - Третій Римъ». Это преемство идеаловъ Имперіи какъ всемірнаго христіанскаго Царства и православнаго Императора какъ  защитника и покровителя Вселенской Церкви красной нитью проходитъ черезъ всю русскую исторію, начиная съ XV вѣка, и даже XVIII вѣкъ съ его секулярными идеями не смогъ перечеркнуть эти идеалы, съ новой силой проявившія себя въ ХIX столѣтіи.  Поэтому характеръ и основныя проблемы церковно-государственныхъ отношеній Византіи были унаслѣдованы Россіей, хотя въ послѣдней онѣ и имѣли свои особенности.

При изученіи исторіи этихъ взаимоотношеній, какъ въ Византіи, такъ и въ Россіи, истинно-православный христіанинъ обязанъ учитывать то обстоятельство, что подавляющее большинство историческихъ изысканій на эту тему написано во второй половинѣ ХIX - первой половинѣ ХХ вѣка, т.е. въ періодъ широкаго распространенія антимонархическаго правосознанія, массоваго разрыва съ церковнымъ Преданіемъ и господства либерально-масонскихъ историческихъ концепцій. Общепринятый въ современной исторической наукѣ и церковной публицистикѣ взглядъ на отношенія Церкви и Царства въ Византіи, при которыхъ  Императоръ стоялъ во главѣ Церкви, какъ на «цезарепапизмъ» сформировался въ результатѣ повсемѣстнаго усвоенія (часто неосознаннаго) указаннаго модернистскаго, либерально-масонскаго, псевдо-церковнаго міровоззрѣнія.

Кромѣ того крушеніе исторической Россіи и послѣдовавшій за нимъ полный разгромъ русской національной науки, какъ свѣтской, такъ и церковной, привели къ тому, что разсуждать о церковныхъ проблемахъ и сочинять различныя историческія концепціи взялись люди, не только не имѣющіе полноцѣннаго научнаго образованія, но и зачастую абсолютно нецерковные. Православными эти авторы числились лишь формально, дѣйствительное же ихъ пониманіе церковныхъ проблемъ было ниже всякой критики. При этомъ низкое качество подобныхъ сочиненій способствовало широкому ихъ распространенію среди читающей публики, которая въ массѣ своей серьезные труды русскихъ дореволюціонныхъ историковъ освоить была неспособна, а предпочитала питаться трудами малограмотныхъ публицистовъ, не слишкомъ обременяющими интеллектъ. Сплошь и рядомъ приходится сталкиваться съ ситуаціей, когда иной «знатокъ» церковно-государственныхъ отношеній въ Россійской Имперіи ничего не слышалъ о трудахъ, напримѣръ, проф. Суворова, зато хорошо усвоилъ откровенно невѣжественныя идеи такихъ «спеціалистовъ» по церковной исторіи какъ Иванъ Солоневичъ или Борисъ Башиловъ.

 

6.

Основой византійской системы церковно-государственныхъ отношеній, заложенной еще свъ. Константиномъ Великимъ, являлся взглядъ на Царство и священство какъ на два различныхъ вида служенія, имѣющихъ единый Источникъ и преслѣдующихъ одну и ту же цѣль ¾ Царствіе Божіе. Этотъ взглядъ былъ развитъ свъ. Императоромъ Ѳеодосіемъ Великимъ, оффицiально закрѣпленъ въ новеллахъ свъ. Императора Юстинiана и принятъ Церковью. Византійская Имперія (Второй Римъ) была наслѣдницей языческой Римской Имперіи, отъ которой переняла ея теократическую традицію соединенія верховной политической власти Императора съ его религіозной властью въ качествѣ pontifex maximus. Съ обращеніемъ св. Императора Константина въ христіанство эта традиція получила христіанское переосмысленіе. Если для язычниковъ Имперія являлась религіозной цѣнностью сама по себѣ, то христіане, конечно, не могли обожествлять государство, и для нихъ цѣнность земной Имперіи состояла въ ея связи съ Царствомъ Божіимъ, когда земное царство является средствомъ приготовленія къ вхожденію въ Царство Небесное. Византія понималась какъ своего рода икона, возводящая мысли и чувства къ первообразу ¾ Царству Небесному, и благочестивый ея Императоръ представлялъ Бога передъ людьми и людей передъ Богомъ. Хотя въ Христіанской Имперіи Царь лишился своего божественнаго статуса, но сохранилъ сакральное, божественное значеніе своей власти, высшей цѣлью которой стало служеніе Богу. Императоръ пересталъ быть богомъ, но оставался носителемъ образа Божія на землѣ, сдѣлался главой всего христіанскаго міра и отвѣчалъ передъ Богомъ за спасеніе своихъ подданныхъ. Поэтому, когда мѣсто языческаго культа заняла Христіанская Церковь, то Императоръ сохранилъ въ отношеніи Нее свое прежнее главенствующее положеніе и свои полномочія за исключеніемъ возможности священнодѣйствовать и вѣроучительной непогрѣшимости.

 Въ языческой Имперіи божественный статусъ Императора дѣлалъ его высшимъ законодателемъ и судіей, неподчиненнымъ никакимъ другимъ законамъ и судамъ. Въ христіанской Имперіи высшимъ Законодателемъ и Судіей являлся Господь Іисусъ Христосъ, а Императоръ, хотя и продолжавшій стоять выше человѣческаго суда и закона, сдѣлался подвластнымъ Закону Христову. Въ своемъ объясненіи 18-го псалма свъ. Амвросій Медiоланскiй утверждаетъ, что Императоры не должны подчиняться закону, однако, комментируя слова Пс. 51:4, тотъ же святитель говоритъ: «…хотя законы и находятся во власти Императора, и онъ можетъ нарушать ихъ безъ наказанія, онъ все же долженъ подчиняться Богу»^[17]. Положеніе Императора было въ этомъ отношеніи настолько исключительнымъ, что подъ анаѳему Церкви могъ попасть любой церковный чинъ: папы, патріархи, величайшіе богословы (Оригенъ), учителя-подвижники (авва Евагрiй) и т.д., и только Императоры никогда не были оффицiально осуждены Церковью, даже тѣ изъ нихъ, которые держались ереси.

Такимъ образомъ, въ Византійской Имперіи Царь понимался какъ намѣстникъ Бога на землѣ, который утверждаетъ Его Законъ, онъ являлся единственнымъ законодателемъ, при условіи, что его законы согласуются съ Закономъ Божіимъ. Императоръ издавалъ законы по всѣмъ вопросамъ, включая и церковные, и эти законы принимались Церковью какъ обязательныя правила, если, конечно, они не противорѣчили уже имѣющимся канонамъ. Такъ, напримѣръ, именно свъ. Императоръ Юстинiанъ своими новеллами опредѣлилъ возраста, ранѣе которыхъ невозможно рукоположеніе въ епископскій, пресвитерскiй и діаконскій санъ, и эти правила дѣйствовали въ Церкви задолго до того, какъ Она закрѣпила ихъ въ канонахъ. Церковь, хотя и могла управляться по своимъ правиламъ, но они не были узаконены въ государствѣ, пока Императоръ не утвердитъ ихъ. Сборники церковныхъ законовъ въ Византійской Имперіи носили характерное названіе Номоканоновъ, отъ словъ nomos ¾ законъ (императорскій) и kanon ¾ правило (соборовъ или Отцовъ).

 Только Императоръ могъ придать рѣшеніямъ церковныхъ соборовъ силу закона. Даже такіе чрезвычайные церковные органы какъ Вселенскіе Соборы созывались исключительно по желанію Императоровъ, а зачастую и по ихъ иниціативѣ для общецерковнaго обсужденія тѣхъ или другихъ вопросовъ. Императоръ назначалъ время и мѣсто для составленія такихъ Соборовъ, нерѣдко предсѣдательствовалъ на нихъ и закрывалъ ихъ по разрѣшенію тѣхъ задачъ, для которыхъ они созывались, а равнымъ образомъ принималъ мѣры къ поддержанію порядка на соборахъ.

Императорская власть являлась центромъ не только государственнаго, но и церковнаго единства. Сама Церковь, какъ каѳолическая и единая, видимыя границы которой совпадаютъ съ предѣлами Римской Имперіи, не могла обойтись безъ общепризнанной центральной власти, которая бы олицетворяла единство Церкви, рѣшала бы важнѣйшія церковныя дѣла, и издавала бы важнѣйшія церковныя распоряженія. Такой властью не могли быть высшіе епископы (патріархи, папы) потому, что власть каждаго изъ нихъ въ отдѣльности простиралась лишь на опредѣленный территоріальный округъ. Не могли быть таковой властью и Вселенскіе соборы, потому что это былъ институтъ чрезвычайный, а не постоянный, рѣшавшій къ тому же вопросы вѣры и отчасти церковнаго законодательства, а не вопросы управленія.  Поэтому въ Византійской Имперіи центромъ постоянной общецерковной власти, заботящейся о всей Церкви, издающей законы и распоряженія, обязательные для всѣхъ церковныхъ инстанцій, естественнымъ образомъ сталъ Императоръ.

Свт. Левъ, папа Римскій, въ письмѣ къ  Императору Льву I-му такъ опредѣляетъ полномочія Царя: «Царская власть сообщена тебѣ не только для управленія міромъ, но особенно для охраненія Церкви, чтобы ты, обуздавъ нѣкоторыя дерзости, и добрыя постановленія защитилъ и истинный миръ возстановилъ тамъ, гдѣ было возмущеніе»^[18]. Императоръ стоялъ во главѣ какъ государственнаго, такъ и церковнаго порядка, и въ отношеніи къ нему епископы были такими же помощниками въ области духовнаго управленія, какими были высшіе царедворцы въ области свѣтскаго. За первымъ епископомъ (папой, патріархомъ) признавался нравственный и духовный, но не юридическій авторитетъ.

Когда внутри Церкви возникали серьезныя разногласія по различнымъ вопросамъ, въ обязанность Императора входило созвать соборъ и, предсѣдательствуя на немъ, рѣшить вопросъ, придавъ ему силу закона. Эта система не была идеальна, какъ не можетъ быть ничего идеальнаго въ падшемъ мірѣ, но она была оптимальна какъ съ теоретической, такъ и съ практической точекъ зрѣнія. Всѣ епископы имѣли равную власть по благодати, и поэтому ни одинъ изъ нихъ не могъ претендовать на главенство. Церковь должна быть единой въ вѣроученіи, а государство являлось опорой этого единства. Поэтому естественно и логично, чтобы во главѣ государственнаго и церковнаго порядка стоялъ одинъ человѣкъ ( православный Императоръ. Возраженія противъ такого положенія вещей и проповѣдь о превосходствѣ священства надъ Царствомъ раздавались или изъ рядовъ преслѣдуемыхъ Царской властью еретиковъ (Донатъ, Нестоpiй, монофизиты) или только тогда, когда, какъ въ иконоборческія времена, Императорская власть въ силу разныхъ причинъ оказывалась не на сторонѣ Православія.  Въ остальное же время въ отношеніи статуса Императорской власти господствовало единодушное согласіе въ томъ, что свъ. Григорій Палама выразилъ словами: «Ты судилъ имъ царствовать надъ жребіемъ твоимъ и надъ земной Церковью Твоею. Ты поставилъ ихъ защитниками Церкви, покровителями Твоего наслѣдія, хранителями нашей вѣры въ Тебя»^[19]. Исключительное положеніе Императора отразилось и въ иконографической традиціи: вплоть до XX вѣка на иконахъ Вселенскихъ Соборовъ Императоръ изображался во главѣ и выше всѣхъ іерарховъ, причемъ даже тогда, когда онъ исторически на Соборѣ не присутствовалъ.

 

7.

Противоположные принципы церковно-государственнаго устройства Имперіи пытался утверждать на Западѣ Римскій первосвященникъ ¾ Папа. Римскіе первосвященники въ силу ряда историческихъ причинъ приняли догматъ о первенствѣ апостола Петра надъ другими апостолами и о преемственномъ переходѣ этого статуса апостола Петра къ Римскому епископу. Исходя изъ этого ложнаго догмата они встали на ту точку зрѣнія, что общепризнаннымъ центромъ церковной власти, обезпечивающимъ единство Церкви, долженъ быть не Императоръ, а Римскій епископъ.

Мысли о превосходствѣ духа надъ матеріей, души надъ тѣломъ, небеснаго надъ земнымъ, Церкви надъ міромъ, высказывавшиiяся какъ на Востокѣ, такъ и на Западѣ въ разное время разными лицами и по разнымъ поводамъ, были возведены Западнымъ богословіемъ въ цѣлую систему, при этомъ государство и Царская власть достаточно произвольно стали отождествляться исключительно съ земнымъ, а Церковь и священство ¾ исключительно съ небеснымъ. Если на Востокѣ тезисъ о превосходствѣ священства надъ царствомъ понимался только въ духовномъ смыслѣ, въ контекстѣ протеста противъ попытокъ императорской властью рѣшать вѣроучительные и догматическіе споры, то въ Римѣ онъ сталъ пониматься какъ главенство Римскаго престола и въ политической области. Въ представленіяхъ западнаго христіанства земное государство есть явленіе грѣховное по самой своей сути и останется таковымъ всегда, если не поставитъ себя на службу государству небесному, т.е. Церкви.  Это пониманіе Церкви именно какъ государства, какъ единой монархіи, въ которой все духовное господствуетъ надъ всѣмъ свѣтскимъ, является отличительной особенностью Римскаго богословія. Церковь при такомъ пониманіи есть общество неравное: клиръ въ этомъ монархически устроенномъ обществѣ есть высшее сословіе, надѣленное особыми чрезвычайными дарами Божественной благодати и имѣющее исключительную способность и исключительное право учить, освящать и управлять, тогда какъ міряне суть низшее сословіе, безпрекословно повинующееся клиру. Главой этой духовной монархіи является Римскій папа, которому предоставляется вся полнота власти. Въ совокупности съ воззрѣніемъ на Императорскую власть какъ на чисто свѣтскую власть, за которой не только отрицается всякій духовный и священный характеръ, но и самостоятельное назначеніе ¾ быть органомъ божественнаго міроправленія, такой подходъ къ проблемѣ церковно-государственныхъ отношеній привелъ Римскихъ епископовъ къ слѣдующимъ выводамъ:

а) Императоры и короли являются мірянами, а значитъ они не могутъ имѣть въ Церкви какихъ-либо властныхъ полномочій. Императорская власть должна была устранена отъ участія въ замѣщеніи епископскихъ каѳедръ, изданіи церковныхъ законовъ и созывѣ церковныхъ соборовъ. Соборы должны созываться только Папами, и санкцію соборнымъ постановленіямъ должны давать тоже только Папы. Императорская власть не можетъ привлекать клиръ къ свѣтскому суду, и вообще какимъ бы то ни было образомъ вмѣшиваться въ духовныя дѣла, при этомъ граница между духовными и недуховными дѣлами опредѣляется исключительно усмотрѣніемъ духовной власти.

б) Въ дѣлахъ государственныхъ Императоръ долженъ руководствоваться законами, ученіемъ и указаніями Церкви, или, что то же самое, представляющаго Церковь священства, безъ послушанія которому никто не можетъ спастись. Иными словами, воля Божія, которую долженъ исполнять Императоръ, есть воля Церкви, а воля Церкви есть воля священства, которую въ совокупности олицетворяетъ и выражаетъ Римскій первосвященникъ. Въ рукахъ его находятся тѣ два меча, о которыхъ говорится въ Евангеліи (Лук. 22:34 и слѣд.), и которые какъ сѵмволы духовной и свѣтской власти якобы были переданы Спасителемъ апостолу Петру. Но непосредственно Первосвященникомъ осуществляется только власть духовнаго меча, а свѣтскій мечъ Христосъ повелѣваетъ Первосвященнику вложить въ ножны и передать его Императору, который долженъ дѣйствовать имъ какъ защитникъ Церкви, но руководствоваться при этомъ не своимъ разумѣніемъ, а слѣдуя указаніямъ Первосвященника.

в) Симфонія Церкви и Царства, выражающаяся въ единствѣ государственнаго и церковнаго порядковъ, возможна только въ томъ случаѣ, если во главѣ того и другого порядка встанетъ Римскій епископъ. Политическая власть Императора не имѣетъ самостоятельнаго источника, она проистекаетъ изъ власти Римскаго Первосвященника. Только въ силу церковнаго помазанія и коронованія императорской короной, возлагаемой Папой на Императора, послѣдній получаетъ свою императорскую власть. Образно говоря, свѣтская власть свѣтитъ не собственнымъ свѣтомъ, а заимствованнымъ, подобно тому, какъ изъ двухъ поставленныхъ Богомъ небесныхъ свѣтилъ,  солнца и луны, послѣдняя заимствуетъ свой свѣтъ отъ перваго.

г) Законы, издаваемые Императорской  властью въ противорѣчіе интересамъ священства, могутъ быть отвергнуты Папой, какъ недѣйствительные. Въ случаѣ неисполненія требованій Церкви (т.е. Папы) Императорской властью послѣдняя можетъ быть, по усмотрѣнію Папы, передана другому лицу. Императоръ или король, уклонившiеся отъ послушанія Папѣ, могутъ быть лишены своей должности, а подданные ихъ могутъ быть освобождены отъ принесенной имъ присяги на вѣрность.

Для обоснованія данныхъ положеній Римскіе первосвященники привлекли не только извращенно толкуемыя мѣста Писанія, но и цѣлый рядъ историческихъ фальшивокъ, вродѣ подложнаго «Константинова дара» или «Лжеисидоровыхъ декреталiй», въ которыхъ доказывалось превосходство власти Папъ надъ Царской властью. Но, несмотря на значительную теоретическую проработку, всѣ эти положенія не могли быть осуществлены, пока власть византійскаго Императора распространялась и на западныя области Имперіи, а Церковь оставалась единой. Только съ захватомъ западныхъ провинцій Имперіи германскими племенами франковъ и появленіемъ тамъ новыхъ государствъ, что совпало по времени и съ расцвѣтомъ иконоборчества въ Константинополѣ, Римскіе епископы получили возможность для практическаго претворенія въ жизнь своихъ идей. 

Послѣ коронаціи Папой вождя франковъ Карла Великаго Императоромъ Западной Имперіи и политическаго, а затѣмъ и церковнаго разрыва съ Византіей, на Западѣ началось созиданіе всемірной iерократической Имперіи на указанныхъ выше принципахъ.  Эта попытка построенія Симфоніи на изначально порочныхъ основаніяхъ закончилась исторической катастрофой: борьбой за власть Папъ и Императоровъ, слѣдствіемъ которой явилось сначала господство на Западѣ идей цезарепапизма, какъ своего рода реакціи на папизмъ, а затѣмъ, какъ логичное развитіе идей цезарепапизма, ¾ и совершенное разрушеніе церковно-государственнаго единства. Въ конечномъ итогѣ послѣдовало отдѣленіе Церкви отъ государства, съ превращеніемъ послѣдняго изъ христіанскаго въ масонско-демократическое, и полное вытѣсненіе религіи изъ публичной сферы въ частную жизнь гражданъ. Судьба Западной церкви и западныхъ монархій убѣдительно показываетъ, что никакой альтернативы Симфоніи въ томъ видѣ, въ какомъ она сложилась въ ранне-византійскій періодъ Имперіи, ни исторически, ни практически не существуетъ.

 

8.

Главными проблемы Симфоніи въ Византійской Имперіи являлись переоцѣнка Императорами своихъ церковныхъ полномочій и сильныя папистскія настроенія Константинопольскихъ патріарховъ, занявшихъ господствующее положеніе въ церковной іерархіи послѣ захвата восточныхъ Патрiархатовъ арабами и политическаго разрыва Рима съ Константинополемъ.

Императоръ не могъ не заботиться о единствѣ Церкви и о поддержаніи въ Ней порядка: церковныя раздѣленія означали и раздѣленія въ Имперіи. Религіозное сознаніе Имперіи не знало самого понятія «внутреннихъ» дѣлъ Церкви, въ реальности они не могли быть отдѣлены отъ «внѣшнихъ» дѣлъ государства. Не византійскій «деспотизмъ» и не стремленіе къ «цезарепапизму» заставляли Императоровъ часто и рѣшительно вмѣшиваться въ церковныя дѣла, а печальная необходимость. Сплошь и рядомъ при возникновеніи тѣхъ или иныхъ споровъ епископы не могли договориться между собой, раздѣляясь на нѣсколько враждующихъ группировокъ. Разъ за разомъ Императоры должны были вмѣшиваться, чтобы примирить ихъ или сдѣлать выборъ между ними, при этомъ зачастую сами епископы просили или даже требовали отъ Императора такого вмѣшательства. Но среди ожесточеннаго столкновенія религіозныхъ партій Императоры нерѣдко оказывались на сторонѣ неправомыслящей партіи, которую они считали православной, и обращали карательный аппаратъ Имперіи противъ православныхъ, которыхъ ошибочно принимали за еретиковъ. Въ другихъ случаяхъ, въ основномъ передъ лицомъ внѣшней угрозы, требующей церковно-государственнаго единства, Императоры сознательно стремились своими указами въ принудительномъ порядкѣ примирить религіозные взгляды партій и прекратить споры. Такая политика неизбѣжно приводила къ конфликту и преслѣдованію  защитниковъ Православія, не желавшихъ поступиться истиной ради единства. Наиболѣе извѣстны случаи св. Аѳанасія Великаго, св. Максима Исповѣдника и св. Ѳеодора Студита.

Но, несмотря на  этотъ недостатокъ Имперской системы, никакой реальной альтернативы ей не существовало, если не считать «альтернативой» Римскій папизмъ. Имперская система, созданная сввъ. Ѳеодосіемъ Великимъ и Юстинiаномъ, предоставляла Вселенской Церкви единственно возможный механизмъ соборнаго принятія рѣшеній по важнѣйшимъ догматическимъ и вѣроисповѣднымъ вопросамъ и обезпечивала единство Церкви. Это осознавалось всѣми, и тѣ же самыя лица, которыхъ возмущали преслѣдованія православныхъ со стороны Императора и его «вмѣшательство» въ церковныя дѣла, охотно прибѣгали къ помощи императорской власти и требовали «вмѣшательства», когда нужно было принять административныя мѣры противъ еретиковъ, ибо безъ помощи государственной власти пресѣчь еретическую проповѣдь было просто невозможно.  Такъ, напримѣръ, одинъ изъ наиболѣе извѣстныхъ проповѣдниковъ «невмѣшательства» Ѳеодоръ Студитъ потребовалъ и добился отъ Императора Михаила Рангаве организаціи гоненій на павликiанъ, манихеевъ и афинганъ вплоть до примѣненія къ нимъ смертной казни какъ къ государственнымъ преступникамъ, хотя съ точки зрѣнія теоріи «невмѣшательства» Императоръ долженъ былъ предложить преподобному рѣшить эти вопросами своими собственными силами.

 Такимъ образомъ, гарантіей отъ цезарепапизма Императоровъ служило не пресловутое «невмѣшательство», а принадлежность ихъ къ Церкви, на Писаніе, Преданіе, каноны, соборы и таинства которой Императоры не считали себя вправѣ посягать, страшась лишиться какъ царскаго вѣнца, такъ и вѣчнаго спасенія. Императоры, хотя и осознавали себя ставленниками Божіими, но ни сами себя не считали непогрѣшимыми, ни никто другой ихъ таковыми не считалъ.

 

9.

Вторая опасность для Симфоніи исходила отъ нѣкоторыхъ Константинопольскихъ патріарховъ, которыхъ соблазнялъ примѣръ Римскихъ епископовъ, сосредоточившихъ въ своихъ рукахъ высшую церковную власть и подчинившихъ себѣ западныхъ государей. Эти патріархи не желали удовлетворяться тѣми широкими полномочіями государственнаго характера, которыми они были надѣлены въ византійскомъ церковно-государственномъ организмѣ, а претендовали на равное положеніе съ  Императоромъ или даже стремились возвыситься надъ нимъ. Аргументація въ пользу духовнаго и политическаго превосходства Константинопольскихъ патріарховъ надъ Царями опиралась  примѣрно на тѣ же доводы, что и у римскихъ папистовъ, и на тѣ же историческія фальшивки («Константиновъ даръ» и пр.), что и на Западѣ. Особенную опасность византійскій папизмъ пріобрѣлъ въ послѣдній періодъ существованія Имперіи, когда послѣ отпаденія Рима и потери территорій трехъ восточныхъ патрiархатовъ столичный Патріархъ оказался фактически первымъ епископомъ Имперіи.

Въ рядѣ документовъ этого времени наблюдается постепенное переосмысленіе отношеній Церкви и Царства, и въ Симфоніи Царя и Церкви мѣсто послѣдней начинаетъ занимать Патріархъ. Фигура Патріарха у византійскихъ папистовъ пріобрѣтаетъ исключительное значеніе. Онъ признается, ни много ни мало, земнымъ олицетвореніемъ Спасителя, ему принадлежитъ исключительное право суда и управленія всей Церковью, а также право толкованія церковныхъ постановленій и правилъ Вселенскихъ Соборовъ. Императоръ, какъ лицо якобы свѣтское, не имѣетъ въ Церкви никакихъ правъ, у него есть лишь политическая власть, а духовная принадлежитъ Патріарху. Въ вѣдѣніи Царя находятся только тѣла гражданъ, въ вѣдѣніи же Патріарха ихъ души. Поскольку превосходство души надъ тѣломъ было аксіомой, не подлежавшей никакимъ сомнѣніямъ, то отсюда византійскіе паписты дѣлали выводъ о превосходствѣ священства надъ царствомъ, Патріарха надъ Царемъ и даже о признаніи Патріарха источникомъ политической власти. Восточные «папы» точно также какъ и Римскій епископъ претендовали на единоличное управленіе всей Церковью и безусловное признаніе своего высшаго вѣроучительнaго авторитета, а по отношенію къ государству по примѣру Папы  требовали отъ Царской власти подчиненія себѣ и вступили съ ней въ борьбу. Въ пылу этой борьбы константинопольскій папизмъ совершенно не отдавалъ себѣ отчета въ томъ, что его противоборство съ Царской властью подрываетъ силы послѣдней и тѣмъ самымъ ставитъ подъ угрозу существованіе Имперіи, крушеніе которой въ первую очередь ударитъ именно по Церкви, ибо оставитъ Ее беззащитной передъ лицомъ воинствующаго ислама.

Окончательнаго торжества папизма и разрушенія Симфоніи на Востокѣ не произошло только потому, что восточные кандидаты въ «папы» почти всегда встрѣчали мощное противодѣйствіе въ лицѣ благочестивыхъ Императоровъ. Въ этомъ отношеніи Императоры, хорошо осознававшіе божественное происхожденіе своей власти и обязанность быть блюстителями Церкви, играли роль Удерживающихъ не только внѣшнія силы зла, но и силы внутрицерковной апостасіи въ лицѣ честолюбивыхъ архіереевъ, желавшихъ быть «викаріями Христа».

Хотя восточный папизмъ и былъ мягче западнаго, однако его несостоятельность  въ качествѣ альтернативы традиціонной Имперской системѣ и его разрушительный не только для государства, но и для Церкви характеръ не подлежатъ никакому сомнѣнію. Это особенно стало ясно послѣ паденія Византійской Имперіи.  Въ этотъ періодъ восточный папизмъ, уже не сдерживаемый императорской властью, получилъ возможность воплотить свои мечты въ жизнь. Подъ властью турокъ Константинопольскій патріархъ, сохранивъ свой титулъ «вселенскаго патріарха» и власть надъ остальными помѣстными Церквами, пріобрѣлъ и статусъ гражданскаго правителя всѣхъ православныхъ христіанъ Османской имперіи. Къ удивленію самихъ теоретиковъ папизма практическимъ результатомъ этого стало духовно-нравственное разложеніе Церкви: открытая и всеобщая симонія (продажа церковныхъ должностей, включая и патріаршій престолъ), частая смѣна патріарховъ (только въ XVIII вѣкѣ за 73 года въ Константинополѣ смѣнилось 48 патріарховъ), незаконные денежные поборы съ населенія въ пользу епископовъ и т.п. 

Такимъ образомъ, борьба Римскаго папы и Константинопольскаго «вселенскаго патріарха» съ Императорскимъ престоломъ за ложно понимаемую «независимость» Церкви явилась однимъ изъ рѣшающихъ факторовъ крушенія Византійской Имперіи — Второго Рима. Если Римскій папизмъ разрушалъ Византію внѣшне, организовавъ на Западѣ собственный варіантъ Имперіи и навязавъ ея государямъ извращенную систему церковно-государственныхъ отношеній, то Византійскій папизмъ своей борьбой за «права Церкви» убивалъ остатки Имперіи изнутри. «Свобода» и «независимость» отъ Императорской власти дали восточнымъ «папамъ» не свободную Церковь, а церковно-гражданское гетто, находящееся подъ игомъ иновѣрцевъ. «Свободная» Восточная церковь смогла выжить въ послѣдующіе вѣка исключительно благодаря заступничеству, покровительству и помощи Самодержавной власти Русскихъ православныхъ Царей и Императоровъ.

 

Продолжение