Все происходящее въ послѣднее время въ псевдогосударствѣ подъ названіемъ РФ въ очередной разъ подтверждаетъ горькую и скорбную истину томъ, что Русскій народъ какъ духовно-религіозный, общественно-политическій и соціально-культурный типъ фактически пересталъ существовать. Все, что нынѣ осталось отъ Русскихъ, это отдѣльные люди, отдѣльныя семьи, малочисленныя религіозныя общинки и полуподпольные кружки, задача которыхъ просто элементарно выжить и спастись отъ затопленія и поглощенія окружающей враждебной антирусской средой. Въ РФ мы находимся на положеніи нежелательнаго національнаго меньшинства, вызывающаго одинаково сильную ненависть, какъ со стороны властей, такъ и со стороны населяющей РФ русскоязычной біомассы.

Можно, конечно, заниматься самовнушеніемъ и утѣшать себя сладенькими сказочками о томъ, что «не вся страна совокъ», и что «это просто власть не даетъ русскимъ развернуться», но наркотическое воздѣйствіе этихъ сказочекъ рано или поздно закончится, и тогда боль, вызванная осознаніемъ страшной реальности, станетъ просто нестерпимой. Поэтому прозрѣвать лучше сразу.

Съ утвержденіемъ, что «не вся страна совокъ», мы спорить не будемъ. Дѣйствительно, среди именующихъ себя «русскими» приблизительно 0,5% не совокъ. Если кому такая статистика кажется обнадеживающей или даже вдохновляющей, то на это намъ возразить просто нечего. Остается только развести руками и пойти дальше заниматься своими дѣлами.

Что же касается миѳологической сказки о томъ, «власть не даетъ русскимъ развернуться», то реальность опровергаетъ это утвержденіе ежедневно. Среди огромнаго, подавляющаго большинства населенія РФ мы не наблюдаемъ сопротивленія этой власти даже на самомъ элементарномъ, бытовомъ уровнѣ — въ видѣ отказа праздновать ея «праздники», вродѣ «8 марта» или совковаго «новаго года», отказа молиться за нее и называть ее «нашей» или хотя бы просто въ нежеланіи употреблять въ разговорѣ совковыя наименованія городовъ и улицъ, всѣ эти «кировы», «волгограды», «краснодары», «ульяновски», «ленинскіе проспекты» и т.д. Нѣтъ, это власть въ подлинномъ смыслѣ «народная», она полностью удовлетворяетъ запросамъ, чаяніямъ и стремленіямъ 99% населенія РФ.

Но именно поэтому на насъ, послѣднихъ Русскихъ, задавленныхъ русскоязычной біомассой неруси, лежитъ святой долгъ до конца своихъ дней, безъ устали повторять, объяснять и доказывать, что РФ это не Россія, а населяющая ее русскоязычная біомасса это не Русскіе люди, а «совки» - совершенно новая, искусственно выращенная, духовно, идеологически и даже біологически чуждая Русскому народу «историческая общность людей». Мы также обязаны просить и требовать отъ всѣхъ честныхъ людей другихъ странъ и народовъ, чтобы они никогда не называли РФ «Россіей», а «совковъ» - русскими.

Мы особо хотимъ подчеркнуть, что различіе между Русскими и «совками» не просто идеологическое, которое можетъ быть преодолено просвѣщеніемъ, но оно уже перешло на біологическій уровень по закону воздѣйствія духа на плоть. Подобно тому, какъ благодать Сватаго Духа, которую стяжали святые, преобразуетъ ихъ плоть, дѣлая ее нетлѣнной, точно также и сатанинская анти-благодать, заложенная въ совѣтскій народъ при его созданіи, произвела въ немъ дегенеративныя генетическія измѣненія, такъ что этотъ народъ въ настоящій моментъ сталъ отличаться отъ Русскаго народа уже и этнически. Искреннее христіанское Крещеніе въ истинной Церкви (а не въ красной лже-церкви) это, пожалуй, единственное, что можетъ измѣнить генетику «совка» и обратить его въ Русскаго, но какъ разъ именно этотъ путь «совками» категорически отвергается.

Въ исполненіе вышеуказаннаго долга наша Редакція помѣщаетъ еще одинъ матеріалъ изъ архивовъ «Особой комиссіи по разслѣдованію злодѣяній большевиковъ», которая документально зафиксировала начало того процесса, который нынѣ привелъ къ фактическому исчезновенію Русскаго народа и насильственной его замѣнѣ русскоговорящими «совками», укравшими русское имя и русскую рѣчь. Данный матеріалъ посвященъ знаменитому «расказачиванію», начавшемуся 95 летъ назадъ и въ настоящій моментъ завершившемуся организаціей поддѣльнаго краснаго лже-казачества, которое къ истинному казачеству имѣетъ точно такое же отношеніе, что и «совки» къ Русскимъ. Да и численное соотношеніе между казаками и «казаками» въ цѣломъ повторяетъ соотношеніе между Русскими и «совками» - одинъ къ двумстамъ.

Какъ все это начиналось, и какъ боролось казачество за свое выживаніе, читайте ниже.

Редакція «Силы и Славы».

Возстаніе казаковъ Верхне-донского округа

Въ концѣ декабря 1918 года Гражданская война сложилась такъ, что войска большевиковъ были вытѣснены изъ предѣловъ Войска Донского. Фронтъ боровшихся съ красноармейцами войскъ проходилъ по самой границѣ Войска и Богучарскаго уѣзда Воронежской губерніи. Ближайшія къ этой границы былъ станицы Казанская и Мигулинская, и фронтъ въ этомъ мѣстѣ защищался полами этихъ станицъ. Большевики и здѣсь, какъ и вездѣ, вели борьбу одновременно и оружіемъ и усиленной, многообѣщающей пропагандой. Часть казачества, впрочемъ, очень незначительная, служила въ красной арміи и естественно являлась проводникомъ пропаганды среди своихъ собратьевъ. Пограничная линія фронта была занята казаками, но черезъ эту линію все время шли сношенія съ Богучаромъ, гдѣ имѣлись налицо всѣ военныя и гражданскія коммунистическія учрежденія, и черезъ которыя на Донъ шли полки Совѣтскихъ республикъ. Да и съ этой стороны фронта, въ самой О.В.Д., шло броженіе, дававшее вполнѣ достаточную почву для пропаганды большевиковъ.

Это были легковѣрные и плохо освѣдомленные о большевицкихъ порядкахъ казаки, истомленные продолжающейся гражданской войной и искавшіе мира во что бы то ни стало. Другимъ элементомъ являлись иногородніе, сочувствовавшіе большевизму и подонки общества, зачастую съ уголовнымъ прошлымъ — тѣ слои населенія, которые разсчитывали выиграть при новыхъ порядкахъ. Въ этихъ условіяхъ не могло быть и рѣчи о чувствѣ національнаго достоинства, или о патріотизмѣ, которые видѣли бы интересы своей угнетенной и разоряемой страны. «Лишь бы покончить съ междоусобіемъ и перейти къ мирной жизни» - говорили одни, «лишь бы любою цѣною улучшить свое матеріальное положеніе при новыхъ порядкахъ», - мечтали другіе. А третьи молча надѣялись дать выходъ своей давно накопившейся злобѣ, свести свои личные счеты, повластвовать и обогатиться среди всякихъ грабежей и насилій.

Было, однако, одно, чрезвычайно серьезное препятствіе для успѣха большевистской пропаганды среди Войска Донского. Это - насильственное введеніе коммунизма, который противорѣчилъ традиціонному укладу всей казачьей жизни и заранѣе былъ обреченъ на несочувствiе среди подавляющаго большинства. Этотъ острый вопросъ при переговорахъ обходился большевиками, вначалѣ съ особенной деликатностью. Онъ или просто замалчивался, или ставился въ зависимости отъ рѣшенія самого казачества. Переговоры начались съ обѣщаній, широко распространявшихся среди казаковъ. Въ этихъ обѣщаніяхъ говорилось, что въ случаѣ соглашенія междоусобная война немедленно прекратится, и нормальная жизнь казачества ничѣмъ не будетъ нарушена. Даже больше того - территорія Войска Донского совсѣмъ не будетъ заниматься красноармейцами съ тѣмъ, чтобы и казаки, въ свою очередь, не переходили границъ Воронежской губерніи. Такимъ образомъ, обѣщалось прекращеніе Гражданской войны со всѣмъ Войскомъ Донскимъ, ему, будто бы предоставлялось какое-то самоопредѣленіе и вмѣстѣ съ тѣмъ, требовалось соглашеніе. Такіе переговоры, еcли бы онѣ не являлись простымъ обманомъ, казалось бы, могли вестись не съ пограничными войсками, а съ Атаманомъ Войска, но поддавшиеся обѣщаніямъ казаки объ этомъ не думали.

Фронтъ защитниковъ Дона постепенно сталъ разлагаться. Казаки самовольно начали покидать позиціи, расходясь по станицамъ и хуторамъ. Въ станицахъ раздавались открытые и громкіе голоса, призывавшіе къ соглашенію съ большевиками. Такимъ образомъ, на сѣверной границѣ Дона, въ войскахъ зрѣла измѣна не только казачеству, боровшемуся съ большевиками, но и всей государственно-мыслившей Россіи. Казаки, убѣжденные въ необходимости продолжать вооруженную борьбу съ большевиками, уходили, пока еще можно было, на югъ и присоединялись къ правительственнымъ войскамъ. А агенты Совъ. Республики одновременно вели пропаганду и переговоры и медленно, перейдя границу Войска, продвигали красноармейскіе отряды къ станицѣ Казанской.

Выдающаяся роль въ организаціи соглашенія съ большевиками въ станицѣ Казанской принадлежитъ казаку хутора Средне-Лопатинскaго Ивану Гаврiиловичу Сидѣльникову. Около восьми лѣтъ тому назадъ онъ по приговору станичнаго схода сосланъ былъ въ Тургайскую область за убійство и дурное поведеніе. Возвратился онъ на родину послѣ государственнаго переворота 1917 года и примкнулъ къ партіи большевиковъ. Онъ вмѣстѣ съ кучкой людей, въ которой нѣкоторые считали за собой уголовное прошлое, энергично убѣждалъ станичниковъ въ выгодѣ и необходимости соглашенія съ большевиками. Населеніе колебалось, и за соглашеніе стояло на станичныхъ сборахъ только меньшинство. Зато это меньшинство дѣйствовало энергично, заглушало своими криками несогласныхъ и, видимо, подчиняло своему вліянію большинство. Въ началѣ января 1919 года это меньшинство добилось посылки депутаціи въ Богучаръ для выработки условія соглашенія съ большевиками, и восторжествовавшій Сидѣльниковъ включенъ былъ въ составъ этой депутаціи.

Между тѣмъ красноармейскія части продолжали продвигаться къ станицѣ Казанской. Станица переживала тяжелые дни. По-прежнему собирались станичные сборы, меньшинство требовало соглашенія съ большевиками, а большинство, сознавая, что надвигается на станицу ничѣмъ неотвратимая бѣда, держало себя пассивно. «На улицахъ станицы» - говоритъ одинъ изъ свидѣтелей, «часто слышались глубокіе вздохи и пророческіе возгласы: "горе намъ будетъ"». Два послѣднихъ станичныхъ сбора происходили уже съ участіемъ пріѣхавшихъ изъ Богучара коммунистовъ и въ томъ числѣ Василія Ковалевскaго. Коммунисты, прежде всего, потребовали на сборѣ полной свободы слова для всѣхъ, какъ сторонниковъ, такъ и противниковъ соглашенія. Приглашались высказываться всѣ безъ какихъ бы то ни было опасеній. Казалось, что подавленная ранѣе меньшинствомъ крикуновъ свобода слова возстанавливается полностью на собраніяхъ. И только значительно позже могли оцѣнить казаки въ этомъ предложеніи коммунистовъ провокаціонный пріемъ. Коммунисты внимательно слушали непрiемлющихъ соглашенія, а еврей Ковалевскiй, будущій Предсѣдатель Чрезвычайки въ станицѣ Казанской, получалъ этимъ путемъ возможность опредѣлить контрреволюціонеровъ и довольно точно намѣтить будущія жертвы Чрезвычайки.

О какого рода условіяхъ соглашенія говорила депутація во главѣ съ Сидѣльниковымъ, свѣдѣній не сохранилось, но уже 12 января въ станицу Казанскую прибыла отвѣтная делегація большевиковъ, въ которой находился мѣстный казакъ Николай Дроновъ. Въ засѣданіи этой делегаціи принимали участіе всѣ казаки, которымъ обѣщано было братство и миръ, полна неприкосновенность жизни и имущества гражданъ станицъ и хуторовъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ делегаты продолжали увѣрять, что красноармейцы ни въ коемъ случаѣ занимать станицы не будутъ.

Такая очевидная ложь нужна была все-таки хоть на нѣсколько дней, чтобы предупредить возможность сопротивленія. Делегація для переговоровъ прибыла въ станицу 12-го, а уже 16 января красноармейскія части заняли ближайшій къ станицѣ хуторъ Матюшенскiй, и 17-го къ вечеру красныя войска вошли въ станицу Казанскую. Вошли они торжественно, съ красными флагами и красными лентами, и многіе казаки, полагаясь на обѣщанія, продолжали считать ихъ по отношенію къ себѣ нейтральными, исполненными мирныхъ намѣреній въ подчинившейся имъ части Войска донского.

Такъ въ великой гражданской войнѣ состоялась измѣна части казачества въ Войскѣ Донскомъ. Она быстро распространилась на весь Верхне-Донской округъ, включавшій въ себя станицы Казанскую, Мигулинскую и Вешенскую, съ многочисленными принадлежащими имъ хуторами. Теперь красныя войска могли безпрепятственно продвигаться на югъ, къ столицѣ Дона - Новочеркасску. пополняя свое имущество реквизицiями и конфискаціями, или попросту грабежами, а свои ряды - мобилизованными казаками и иногородними. Подчиненіе большевикамъ совершалось не вездѣ такъ безпрекословно, какъ въ станицѣ Казанской. Несмотря на пропаганду и пассивность большинства казачества, часть станицъ и хуторовъ все-таки пыталась оказать сопротивленіе, и ихъ приходилось занимать съ боемъ. Это было уже нетрудно послѣ того, какъ пропаганда и ложныя обѣщанія разложили казачій фронтъ и большинство защитниковъ его покинуло. Тѣмъ не менѣе, станицу Мигулинскую красноармейцы заняли съ боемъ 21-го января 1919 года. Защищалъ станицу Мигулинскiй полкъ подъ командованіемъ полк. Коренюгина; но послѣ взятія хутора Мѣшкова она не могла держаться, участь ея была рѣшена, станица была взята Бобровскимъ Совѣтскимъ полкомъ.

Размѣстившiеся по станицѣ солдаты немедленно потребовали продовольствія для себя и фуража для лошадей даромъ. Солдаты бродили по станицѣ группами человѣкъ по 5-7, врывались въ дома, подъ предлогомъ обыска для отысканія оружія, грабили разное имущество, особенно мужское бѣлье и платье. Въ составѣ полка былъ какой-то комиссаръ, производившій допросы гражданъ въ самой грубой формѣ, подъ дуломъ револьвера. «Словомъ», - замѣчаетъ одинъ изъ свидѣтелей, - «красноармейцы вели себя самымъ нахальнымъ образомъ, какъ отъявленные грабители». Нѣкоторые изъ казаковъ пытались напомнить красноармейцамъ о тѣхъ обѣщаніяхъ, которыя ими были даны при переговорахъ о соглашеніи, но получили категорическій отвѣтъ: «нѣтъ, мы васъ завоевали». И если такой отвѣтъ въ станицѣ Мигулинской, оказавшей сопротивленіе, имѣлъ за собой хоть какое-нибудь нормальное оправданіе, то въ другихъ, не оказавшихъ сопротивленіе станицахъ и хуторахъ, онъ не могъ имѣть мѣста. Между тѣмъ, поведеніе красноармейцевъ было повсюду однимъ и тѣмъ же. Большевики путемъ пропаганды, обмана и завѣдомой лжи, одержали легкую побѣду въ Верхне-Донскомъ округѣ. Съ первыхъ же дней занятія Округа казаки могли убѣдиться томъ, что коммунистическое правительство Совѣтской Республики имѣетъ конечной цѣлью насильственное насажденіе коммунизма, а красная армія является слѣпымъ орудіемъ этого насажденія.

Овладѣвъ Верхне-Донскимъ округомъ, большевикамъ оставалось только организовать новую власть и проводить въ жизнь свои принципы. Къ этому и было приступлено немедленно. Никакихъ выборовъ для этого не требовалось, потому что выборное начало, традиціонно привычное казачеству, вообще отрицается большевизмомъ. 21-го января открылъ свои дѣйствія назначенный коммунистами Исполнительный Комитетъ въ станицѣ Казанской. Его Предсѣдателемъ былъ Михаилъ Костенко, а товарищемъ предсѣдателя Алексѣй Сиротинъ. Должность комиссара получилъ Сидѣльниковъ, предавшій станицу большевикамъ. Впрочемъ, Сидѣльникову не долго пришлось пользоваться плодами своихъ хлопотъ по соглашенію съ коммунистами. Уличенный ими въ кражѣ денегъ, имъ же конфискованными по порученію Чрезвычайки, онъ былъ разстрѣлянъ тѣми, кому оказалъ такъ много услугъ своей агитаціей. Костенко, молодой человѣкъ лѣтъ 24-25, говорилъ про себя, что раньше онъ былъ старшимъ рабочимъ на ткацкой фабрикѣ. Сиротинъ, тоже изъ рабочихъ, шахтеръ по профессіи, служилъ прежде солдатомъ въ драгунскомъ полку. Къ 24-му января Исполкомъ успѣлъ сорганизовать Чрезвычайную Комиссію, назначивъ предсѣдателемъ ея еврея Ковалевскаго, и уже на другой день Ковалевскiй телеграфомъ выписалъ изъ Богучара 1-ый заградительный отрядъ, какъ сказано въ актахъ Чрезвычайки — «для охраны Казанскаго Исполнительнаго Комитета и состоящей при немъ Чрезвычайной Комиссіи, и для обслуживанія нуждъ этой комиссіи».

Одновременно съ наступленіемъ красныхъ войскъ, приступлено было къ организаціи власти и въ станицѣ Мигулинской. Предсѣдателемъ Исполнительнаго Комитета былъ назначенъ сначала еврей Моисеевъ, а потомъ казакъ Вешенской станицы Вѣкинъ, перешедшій затѣмъ на службу въ свою станицу. Во главѣ Чрезвычайной Комиссіи сталъ еврей Залевскiй.

Въ станицѣ Вешенской власть сорганизовалась въ лицѣ Военно-Революціоннаго Трибунала. Во главѣ этого учрежденія стоялъ Векинъ, а въ составъ трибунала входили - латышъ Упейникъ, нѣкто Юрковъ, настоящее имя котораго было Соломонъ Шенскiй, и Разувьевъ — Берко-Берковичъ. Финансовымъ отдѣломъ мѣстнаго совдепа вѣдалъ каторжанинъ Рожекъ. Среди вешенцевъ онъ былъ извѣстенъ не столько своими финансовыми мѣропріятіями, сколько своей необыкновенной физической силой. Комитетъ въ первое время былъ затрудненъ исполненіемъ смертныхъ приговоровъ, что видно изъ письма Решеткова въ станицу Казанскую. Въ этомъ письмѣ онъ проситъ спѣшно выслать ему 35 красноармейцевъ съ пулеметомъ, потому что - «некому смертные приговоры исполнять». Отъ дѣятельности Вешенскaго Военно-Революціоннаго Комитета сохранился любопытный документъ, - черновикъ бумаги этого Комитета отъ 6 марта 1919 года въ Мигулинскiй исполкомъ. Документъ, по словамъ свидѣтеля, писанъ рукой Вѣкина. Очень неустановившимся почеркомъ въ документѣ изображено слѣдующее:

«В Мигулинский ст. Исполком тов. Андрееву.

Настоящим сообщаю, что на ст. Мигулинскую наложена контребуция Вешенским Районным Военно-революционным Комитетом в суме (3 000 000) трех миллионов рублей, которую Вам поручается выжить с местных зажиточных жителей и когда Вы получите ету суму тогда и прияжайте в станицу Вешенскую для работ в округе»

Къ такого же рода документамъ относится и сохранившійся въ черновой копіи мандатъ выданный ВРК на имя Кухтина. Этимъ мандатомъ предлагается ему взять во всемъ Вешенскомъ районѣ на учетъ лицъ, принадлежащихъ къ буржуазному классу, праздношатающихся саботажниковъ и назначить такихъ лицъ на общественныя работы.

Власть въ станицахъ было сорганизована. Тѣмъ же порядкомъ сорганизовалась власть и по многочисленнымъ хуторамъ, принадлежащимъ къ станицамъ Верхне-Донского округа. Уже 5-го февраля 1919 года Казанскій Исполкомъ приходитъ къ опредѣленному рѣшенію по вопросу объ организаціи этой власти. Въ сохранившемся протоколѣ засѣданія этого Исполкома, значится, что слушали вопросъ «о назначеніяхъ членовъ хуторскихъ Исполкомовъ» и постановили «въ виду политнеподготовленности трудящихся массъ Дона хуторскіе Исполкомы не выбираются, а назначаются. Исполкомъ станицы». Это постановленіе было исполнено въ точности. И во всѣхъ станицахъ и хуторахъ появилось вмѣсто выборныхъ должностныхъ лицъ начальство всякаго вида по назначенію. Судьба станицъ и хуторовъ оказалась въ рукахъ пришлыхъ людей, - иногда инородцевъ — сапожниковъ, портныхъ, фабричныхъ рабочихъ и, по выраженію одного изъ свидѣтелей, «отрядъ» людей нестоящихъ.

Организовавшись, власть немедленно, принялась проводить въ жизнь коммунистическіе принципы въ такъ легко подчинившимся ей Верхне-донскомъ округѣ.

Свобода торговли была тотчасъ прекращена. Въ первые дни вступленія въ стъ. Казанскую были опечатана товары во всѣхъ лавкахъ, а потомъ свезли всѣ эти товары въ общій совѣтскій складъ въ домѣ Малеева, причемъ весь табакъ и все съѣстное отобрали себѣ члены исполкома, а наряды раздарили помогавшимъ имъ женщинамъ. Все остальное было обѣщано для продажи по низкимъ цѣнамъ мѣстнымъ жителямъ. По тому поводу даже сохранилось такое постановленіе Исполкома: «вмѣняется въ обязанность продъ.-хозъ. отдѣлу принять мѣры создать совѣтскую лавку, для этого пригласить опытное лицо по разработкѣ плана организаціи, сдѣлать докладъ Исполкому». Дождаться организаціи лавки и дешевой продажи населенію не пришлось. Свидѣтель, бухгалтеръ мѣстнаго общества Взаимнаго Кредита, удостовѣряетъ, что по поводу этой лавки совѣтская власть обращалась къ нему. «Меня», - говоритъ онъ, - «они приглашали создать совѣтскую лавку, причемъ сколько я не добивался отъ нихъ, что именно и на какихъ основаніяхъ я долженъ выработать, они мнѣ ничего не могли указать, видимо сами не имѣя никакого понятія о томъ, то они хотѣли сдѣлать». Все кончилось, такимъ образомъ разграбленіемъ части товара, уничтоженіемъ торговли и лишеніемъ населенія возможности что-либо покупать.

Въ Обществѣ Взаимнаго Кредита предложена была тоже какая-то реформа. Помощникъ предсѣдателя Исполкома Сиротинъ и политическій комиссаръ Андреевъ, явившись въ банкъ въ сопровожденіи счетовода, производили ревизію и при этомъ, по показаніямъ свидѣтеля, проявили полное незнаніе дѣла. Затѣмъ они объявили Общество Взаимнаго Кредита народнымъ Банкомъ, причемъ распорядились такъ, что банкъ этотъ принимать деньги могъ, а выдавать не могъ, что конечно, сразу же прекратило всѣ банковскія операціи.

Въ области народнаго образованія намѣчались также соотвѣтствующія коммунистическому духу измѣненія. Это особенно ярко сказалось на съѣздѣ народныхъ учителей въ стъ. Казанской и ея хуторовъ, созванномъ по иниціативѣ Сиротина. На съѣздѣ долженъ былъ обсуждаться планъ учебнаго года и избираться училищный совѣтъ. Сиротинъ началъ съ заявленія о томъ, что «Богъ — это выдумка поповъ, поддерживавшихъ царизмъ, изученіе религіи должно быть изгнано изъ школъ, почему иконы и книги по закону Божію должны быть сданы въ архивъ, а лучше всего» - выразился затѣмъ Сиротинъ — «ихъ совсѣмъ сжечь». Далѣе Сиротинъ изложилъ учителямъ коммунистическую теорію брака, по которой выходило, что нравственнаго элемента въ бракѣ нѣтъ, а есть только половое сожительство, что же касается дѣтей, то они должны быть сдаваемы въ пріюты на попеченіе государства. Затѣмъ коммунисты говорили о необходимости введенія въ школѣ новыхъ методовъ обученія, но что это были за новые методы, онъ никакъ не могъ объяснить. Такимъ образомъ, все сводилось къ стремленію разрушить налаженный укладъ школьной жизни, не устраивая ничего новаго. Начались выборы въ школьную комиссію (Училищный Совѣтъ). На заявленіе одного изъ участниковъ съѣзда, что выборы производятся съ явнымъ нарушеніемъ принципа свободы выборовъ, Сиротинъ заявилъ Съѣзду: «мы, товарищи, вовсе не допустимъ свободу, какую кто пожелаетъ. Мы проводимъ только свою партійную программу, и мы заставимъ принять наши взгляды, мы для этого не останавливаемся передъ разстрѣлами».

Въ результатѣ такой рѣчи предсѣдателемъ школьной комиссіи былъ назначенъ тотъ же предсѣдатель Чрезвычайки Ковалевскiй, который въ свою очередь назначилъ своимъ помощникомъ завѣдующаго двухкласснымъ училищемъ, изъ показаній котораго приведена здѣсь характеристика отношенія коммунистовъ къ методамъ школьнаго преподаванія. Въ общемъ, этотъ съѣздъ учителей школъ всѣхъ типовъ, продолжавшійся около 2,5 часовъ, былъ по опредѣленію одного изъ участниковъ «позорнѣйшимъ явленіемъ школьной жизни». Постановленія его диктовались тов. Сиротинымъ. Педагоги были молчаливы: высказывать свое мнѣніе было опасно. Съѣздъ, по-видимому, былъ простой ловушкой для учителей. Училищный Совѣтъ сдѣлался простымъ орудіемъ въ рукахъ коммунистовъ и ничего не могъ предпринять безъ согласія Исполкома. Совѣту предписано было устроить пріютъ для сиротъ казненныхъ, причемъ было сказано, что такихъ дѣтей будетъ очень много. Воспитаніе въ этихъ пріютахъ старались поставить такъ, чтобы убить въ дѣтяхъ всякое представленіе о Богѣ, семьѣ и отечествѣ. Запрещалось говорить объ этомъ съ дѣтьми, допускать къ нимъ родственниковъ и т.д.

Подъ предлогомъ заботъ о внѣшкольномъ образованіи, устраивались вечеринки, но населеніе всячески избѣгало посѣщать ихъ, т.к. комиссары вели себя на этихъ вечерникахъ непристойно, насильно заставляли танцевать съ собой дѣвушекъ и т.п.

Къ области заботъ о внѣшкольномъ образованіи слѣдуетъ отнести попытку исполкома устроить клубъ. На спектакль, устроенный этимъ клубомъ, жители станицы шли какъ на мученіе, неявка на такой спектакль могла быть сочтена саботажемъ и принести отсутствующему тяжелое возмездіе. Для открытія при клубѣ библіотеки книги попросту грабились, гдѣ попало, и отнимались у населенія. За отсутствіемъ сколько-нибудь знающихъ и дѣятельныхъ организаторовъ, изъ всѣхъ попытокъ коммунистовъ въ области культуры ничего не вышло, да и не могло выйти; потому что по справедливому замѣчанію одного изъ свидѣтелей «путемъ насилія и грабежей культурныя учрежденія не создаются». Школьныя реформы, за кратковременностью пребыванія большевиковъ въ Верхне-Донскомъ округѣ, проведены не были. Однако школьная жизнь была нарушена въ корнѣ. Наступившій терроръ заставлялъ учениковъ разбѣгаться по домамъ. Учащiеся испытывали большое смущеніе отъ запрещенія преподаванія закона Божія и иногда, какъ это было въ станицѣ Казанской, отказывались отъ устройства ученическихъ организацій. Тяжелю и странную картину школьныхъ занятій рисуетъ показаніе одного изъ директоровъ гимназій. «Занятія», - говоритъ это показаніе, - «постоянно нарушались вторженіями красноармейцевъ. Они входили во время занятій въ классы, саживались съ папиросами въ зубахъ за парты и ругались непристойной бранью».

Вмѣстѣ съ тѣмъ по всѣмъ станицамъ и хуторамъ шли повальные обыски, повсюду сопровождавшiеся грабежами и конфискаціями, арестами и разстрѣлами. Поводовъ для всего этого было необычайно много; обвиненія въ контрреволюціи и несочувствiи совѣтской власти, принадлежность къ семьямъ ушедшихъ на югъ казаковъ и, наконецъ, просто нѣкоторая матеріальная зажиточность. Документы, оставшiеся послѣ большевиковъ, даютъ нѣкоторое понятіе о размѣрахъ обысковъ, конфискацій, реквизицiй и грабежей въ станицахъ и уторахъ, подчинившихся Совѣтской власти. Осталось «Дѣло» казанской Чрезвычайной Комиссіи съ ордерами объ обыскѣ гражданъ и отобраніи у нихъ разныхъ вещей. Въ этомъ «Дѣлѣ» имѣется 102 ордера одинаковаго содержанія съ различными фамиліями лицъ, у которыхъ разрѣшается произвести обыски, реквизиціи и аресты. Всѣ ордера за подписью Ковалевскaго. Другое «Дѣло» въ той же Комиссіи заключаетъ въ себѣ протоколъ объ обыскахъ и другихъ дѣлахъ гражданъ и объ отобраніи у нихъ разныхъ вещей. На обложкѣ этого дѣла есть надпись «сжечь». Въ дѣло вшито свыше ста протоколовъ обысковъ, написанныхъ на обрывкахъ бумаги, по большей части безграмотно, нѣкоторые за нумерами и подписями, другіе и безъ того и другого. По содержанію эти документовъ видно, что отбирались все вещи бѣжавшихъ казаковъ, начиная съ крестовъ и медалей и кончая платьемъ, граммофонами, посудой и всякой мелочью.

При Мигулинскомъ Исполкомѣ была организована спеціальная конфискацiонная комиссія, отъ которой сохранилась инструкція для временнаго руководства. Изъ этой инструкціи, подписанной Моисеевымъ и секретаремъ Деревянкинымъ, можно опредѣлить какого-рода имущества подлежать конфискаціи. Это, во-первыхъ, имущество всѣхъ казаковъ, ушедшихъ въ войска, сражавшiяся съ большевиками. Ихъ семьямъ полагалось оставить только самое необходимое для обсемененія и обработки земли. По инструкціи эти семьи должны были жить на условіяхъ жизни самаго бѣднаго казака. Во-вторыхъ, - имущество всѣхъ разстрѣлянныхъ контрреволюціонеровъ подлежало безпощадной конфискаціи. На каждаго члена семьи рекомендовалось оставлять по одному верхнему платью и по двѣ пары бѣлья, а скотъ въ количествѣ, необходимомъ для обработки земли. Въ-третьихъ, - конфискаціи подлежало имущество лицъ, служившихъ въ дѣйствующихъ полкахъ противобольшевицкаго фронта, и бралось на учетъ имущество молодыхъ казаковъ, взятыхъ въ запасные полки. Если прибавить къ этому конфискацію имущества тѣхъ, кто могъ считаться принадлежимъ къ буржуазіи, то получится довольно точная картина перехода всего казачьяго имущества въ распоряженіе Совѣтскихъ властей. И, тѣмъ не менѣе, эти власти не останавливались и передъ спеціальными конфискаціями. Такъ Казанскій Исполкомъ издаетъ слѣдующее распоряженіе: «Въ виду эпидеміи тифа въ рядахъ рабоче-крестьянской арміи и для сохраненія здоровья ея, которая ведетъ войну съ угнетателями трудящихся массъ, побѣды надъ капиталомъ и торжества соціализма, Исполнительный Комитетъ станицы Казанской постановилъ: конфисковать требуемое количество бѣлья среди богатыхъ казаковъ, торговцевъ, священниковъ и всѣхъ лицъ, занимающихся спекуляціей и наемнымъ трудомъ въ трехдневный срокъ, поручивъ произвести означенную конфискацію Предсѣдателю Чрезвычайной Комиссіи».

«Въ концѣ концовъ», - какъ справедливо говоритъ одинъ изъ свидѣтелей, - «всѣ эти обыски грабежи, конфискаціи и контрибуціи доводили массу населенія до полнаго обнищанія».

Но не только обнищаніемъ поплатилось казачество за свое соглашеніе съ большевиками. Ему суждено было еще испытать принудительныя работы, безчисленные аресты и заключенія и, наконецъ, казни въ самой звѣрской и мучительной обстановкѣ.

Принудительные работы для всѣхъ, считавшихся буржуазіей, носили обычно тяжелый и унизительный характеръ, по большей части не вызываясь никакой практической надобностью. Въ станицѣ Казанской при помощи такихъ работъ рубили безпощадно деревья и разбирали строенія, съ цѣлью постройки изъ этого матеріала моста, котораго никто не умѣлъ и не зналъ, какъ построить. Кончилось все это безцѣльнымъ отягченiемъ жителей и порчей матеріала.

Аресты тѣхъ, кого подозрѣвали въ несочувствiи Совѣтской власти, шли безпрерывно по всѣмъ станицамъ и уторамъ. Комиссары находили станицы очень распущенными и думали, какъ это говорилъ Сиротинъ, что они должны «поставить ихъ на точку». Условія, въ которыхъ содержались арестованные, были ужасны. Въ тѣсныхъ помѣщеніяхъ содержалось такъ много народу, что заключенные не могли не только лечь, но даже сѣсть. Ежедневно нѣкоторыхъ уводили на разстрѣлъ. Многіе изъ заключенныхъ сходили отъ ужаса съ ума, но и это не избавляло ихъ отъ разстрѣла. Среди заключенныхъ были больные и тифозные въ самой тяжелой формѣ. Разстрѣливались и такіе. Такъ Михаила Бацкина со слабыми признаками жизни при 40 температурѣ, палачи вывели подъ руки и, уложивъ на сани, повезли на казнь.

Отношеніе къ арестованнымъ было опредѣленно безчеловѣчнымъ. Однажды въ станицѣ Казанской Ковалевскiй въ сопровожденіи доктора осматривалъ тюремныя помѣщенія. На заявленіе доктора о невозможномъ состояніи тюремныхъ помѣщеній и объ опасности при такихъ условіяхъ развитія эпидеміи тифа, онъ громко и рѣзко заявилъ въ присутствіи больныхъ: «всѣхъ тифозныхъ скорѣе бы перестрѣлять, тогда и тифъ прекратился бы». Таково было отношеніе къ заключеннымъ, отношеніе же къ приговореннымъ къ казни было, если возможно, еще ужаснѣе. Въ станицѣ Казанской сначала выводили людей на казнь, не связывая имъ руки. Но затѣмъ стали связывать руки на глазахъ другихъ заключенныхъ веревками и колючей проволокой. Къ такой мѣрѣ далъ поводъ слѣдующій случай. Въ концѣ января или началѣ февраля 1919 года, когда каждую ночь разстрѣливали по 7 или 8 человѣкъ, одинъ изъ приведенныхъ, казакъ Средне-лопатинскaго хутора Филиппъ Кирсановъ, послѣ выстрѣла въ него бѣжалъ съ прострѣленнымъ плечомъ и несмотря на погоню, пробѣжавъ 15 верстъ, добрался до дома и былъ спрятанъ семьей. На другой день на хуторъ по приказанію предсѣдателя Чрезвычайной Комиссія явился отрядъ красноармейцевъ. Осужденнаго не нашли. Тогда красноармейцы объявили семьѣ, что если она не выдастъ и не доставитъ въ станицу приговореннаго, то будетъ вся разстрѣляна. Отрядъ удалился. Вышедшій изъ своего убѣжища и узнавшій объ этомъ Кирсановъ сказалъ: «верните ихъ проклятыхъ, лучше пускай погибну я одинъ, чѣмъ вы всѣ».

Отрядъ былъ возвращенъ и въ тотъ же день Филиппъ Кирсановъ былъ разстрѣлянъ.

«Онъ былъ очень хорошій человѣкъ и самый бѣдный на хуторѣ» - заканчиваетъ о немъ свое показаніе свидѣтель. Увеличиваясь количественно, казни постепенно начали принимать массовый характеръ, переходя въ терроръ. Уже къ концу января разстрѣливались по станицамъ не менѣе 8-9 человѣкъ въ день, а съ 19 по 23 февраля, судя по оставленнымъ коммунистами документамъ, Вешенскимъ Военно-Революціоннымъ Трибуналомъ и Мигулинскимъ Исполкомомъ вынесено 38 смертныхъ приговоровъ.

Та складывалась жизнь во всѣхъ станицахъ и хуторахъ, подчинившихся совѣтской власти. Она была безконечно далека отъ тѣхъ ожиданій, которыя толкнули казачество на преступное соглашательство, и отъ тѣхъ обѣщаній, которыя расточались большевиками лишь бы получить власть. Зато Совѣтская власть была, по-видимому, совершенно довольна. По крайней мѣрѣ, въ воззваніи къ трудовымъ казакамъ, печаталось: «наконецъ и надъ Верхне-Донскимъ округомъ засіяло солнце свободы, любви и братства. Наконецъ и для нашего округа пришло время справедливаго народнаго правленія».

Трудовое казачество думало по-другому. Теперь оно горько каялось по поводу соглашенія и считало себя обманутымъ. Съ первыхъ же дней вступленія красноармейцевъ глухо ропотъ и недовольство охватили всѣ станицы и хутора Округа. Недовольство росло съ каждымъ днемъ, напряженно ища себѣ выхода, которымъ могло быть только возстаніе. Объ этомъ настроеніи казаковъ сохранилось нѣсколько показаній лицъ, на мѣстахъ переживавшихъ этотъ періодъ. Казакъ хутора Михайловскaго говоритъ: «До возстанія я жилъ дома. Красные большевики губили народъ, обирали, грабили - и жизни не стало. Съ возстаніемъ я ушелъ на фронтъ». «Жизни не стало» - вотъ то чувство, которое охватило теперь и трудовое казачество и интеллигенцію, не смѣвшую показываться на улицѣ, иначе какъ въ маскарадныхъ лохмотьяхъ босяка. «Непрерывныя казни и неизбѣжность новыхъ» - говоритъ одинъ и интеллигентныхъ свидѣтелей — «привели населеніе къ убѣжденію, что единственный выходъ изъ тяжелаго положенія это возстаніе. Выводили изъ терпѣнія населеніе полное запрещеніе свободы слова, собраній, конфискація имущества, доводившая массу до полнаго обнищанія, наконецъ, проникновеніе коммунистовъ въ интимныя области человѣческихъ отношеній — религіозныхъ и семейныхъ — глумленіе ихъ въ этихъ областяхъ, заканчивали собою программу злодѣяній коммунистовъ и переполняли чашу народнаго гнѣва. Не станица Казанская, ни какой-либо отдѣльный хуторъ рѣшали вопросъ о возстаніи. Возстаніе назрѣло силой вещей одновременно во всѣхъ хуторахъ, т.к. вездѣ были налицо всѣ ужасы коммунизма. Необходимость возстанія понималась всѣми, ибо ярмо коммунизма было равносильно смерти».

Много другихъ показаній варьируютъ ту же тему. По хуторамъ и станицамъ шли тайныя переговоры, и зрѣло возстаніе. Знала ли объ этомъ совѣтская власть? Если не вездѣ, то по крайней мѣрѣ въ станицахъ Вешенской и Казанской на это приходится дать отвѣтъ положительный. Предсѣдатель Вешенскаго Военно-Революціоннаго Трибунала написалъ по этому поводу тревожное письмо товарищамъ станицы Казанской. Видные члены Казанскаго Исполкома говорили своей квартирной хозяйкѣ, что большевикамъ недолго осталось существовать, и что они пользуются теперь оставшимися днями. Они спрашивали свою хозяйку, не могутъ ли казаки устроить возстаніе. Хозяйка отвѣчала отрицательно, хотя и знала о готовящемся возстаніи. «Все же» - заканчиваетъ она свое показаніе — «они были предупреждены о возстаніи, т.к. передъ нимъ нѣсколько ночей дома не ночевали и успѣли скрыться».

Казаковъ заботилъ главнымъ образомъ вопросъ объ оружіи. Съ первыхъ же дней своего прихода Совѣтская власть обезоружила населеніе. Наличіе оружія у казаковъ каралось смертной казнью. И все-таки не все оружіе было выдано. Старались отдавать худшее и старое. Были и шашки и винтовки, даже спрятанные въ соломѣ пулеметы, но, въ общемъ, оружія было мало и еще меньше патроновъ. Все это теперь старались добыть, гдѣ возможно, обламывали боковые рожки у вилъ, чтобы сдѣлать подобіе пикъ. Недѣли три продолжались тайныя переговоры и приготовленія и, наконецъ, возстаніе было окончательно установлено на 27 февраля.

Жестокость большевиковъ ускорила день возстанія. На хуторъ Гормиловскiй, въ полутора верстахъ отъ ст. Казанской, 23 февраля пришли красноармейцы для ареста четырехъ человѣкъ. На этотъ разъ хуторской сходъ отказался ихъ выдать, заявивъ, что не дастъ арестовать невинныхъ людей. На слѣдующій день пришла цѣлая рота съ пулеметомъ и арестовала 20 человѣкъ изъ тѣхъ, кто наиболѣе заступался за назначенныхъ къ аресту. Боязнь за ихъ участь и слухи о полученномъ декретѣ о массовомъ террорѣ заставили поспѣшить съ возстаніемъ. Въ ту же ночь казаки Гормиловскaго хутора достали все спрятанное оружіе и послали предупредить сосѣдніе xутора по ту сторону Дона, гдѣ расположена станица Казанская - хутора Морозовский, Пузиновскiй, Басковскiй и Закинскiй. Всего за ночь поднялось человѣкъ до четырехсотъ. Но ждать сбора всѣхъ до утра было некогда. Ночью вошло въ станицу Казанскую значительно меньшее число возставшихъ. Свидѣтель, жившій на Озерскомъ, слышалъ въ 11 часовъ ночи звонъ часовъ на ст. Казанской. Колокольный звонъ для обозначенія часовъ былъ запрещенъ. Это было первымъ неповиновеніемъ власти возставшей станицы. А затѣмъ послышались все учащающiеся ружейные выстрѣлы. Возстаніе удалось вполнѣ. Небольшой отрядъ казаковъ арестовалъ всѣхъ красныхъ, какіе не успѣли бѣжать. Въ одной станицѣ арестовано было 700 человѣкъ. Какъ происходило возстаніе видно изъ разсказа одного изъ участвовавшихъ въ немъ:

«Мы вскакивали въ дома и заявляли краснымъ, что они арестованы. Они насъ спрашивали кѣмъ. Чтобы ихъ сильнѣе напугать, что насъ много, мы отвѣчали: кадетами. Они отдавали оружіе, и хозяинъ дома оставался надъ ними же караульнымъ. Всѣ ихъ комиссары ушли потому, что у насъ не было общаго руководителя, не было офицеровъ, и потому не могли мы выработать общаго плана возстанія».

Станица Казанская было освобождена. Въ ней получили свободу и 80 арестованныхъ. Все пополняясь въ числѣ, казаки двинулись дальше на станицу Мигулинскую, затѣмъ на хуторъ Сетраковъ и другіе хутора и на станицу Вешенскую. Возстаніе охватило весь округъ. Наступленіе на станицу Мигулинскую явилось, по-видимому, для красныхъ совершенной неожиданностью. Казанцы подошли къ станицѣ 26-го февраля. Мигулинцы немедленно возстали, и начался бой. Часть красныхъ была убита въ бою, остальные арестованы во время боя. Нѣкоторые изъ Совѣтскихъ властей, не желая отдаться живыми, застрѣлились, другіе были арестованы. Со взятіемъ станицы Вешенской возстаніе закончилось побѣдой возставшихъ. Къ этому возстанію примкнуло и ближайшее къ станицѣ Казанской село Березняги Воронежской губерніи, которое съ тѣхъ поръ возставшее казачество хотѣло надѣлить званіемъ казаковъ. Теперь казненные ранѣе большевиками извлекались изъ ямъ и могилъ и передавались христіанскому погребенію. Въ стъ. Вешенской было найдено до 50 труповъ, изъ которыхъ мѣстнымъ жителямъ принадлежало 12. Всѣ были либо зарублены, либо заколоты, разстрѣлянныхъ не было. Однимъ изъ труповъ былъ трупъ полк. Дунаева. У него былъ вытянутъ языкъ и прибитъ гвоздемъ къ уху. Въ станицѣ Казанской было казнено не менѣе 70 чел.

Побѣдившіе казаки занялись организаціей власти. Власть они рѣшили оставить совѣтскую. Былъ организованъ Окружной Совѣтъ въ станицѣ Вешенской и станичные и хуторскіе Совѣты въ Округѣ. Совѣтъ издавали воззванія и прокламаціи къ населенію, въ которомъ говорилось, что казаки признаютъ совѣтскую власть и возстали единственно противъ злодѣяній коммунистовъ. Трудно сказать было ли такое признаніе искреннимъ, или имѣло только практическое значеніе. Одинъ изъ участниковъ возстанія прямо утверждаетъ, что признаніе Совѣтской власти дѣлалось съ цѣлью ослабленія ожесточенія большевиковъ противъ казачества и въ расчетѣ, что такое признаніе внесетъ раздоръ въ ряды красной арміи, вызоветъ среди красныхъ возстаніе противъ коммунистовъ и быть можетъ добровольное присоединеніе къ казакамъ. Во всякомъ случаѣ, признаніе Совѣтской власти едва ли могло быть среди казаковъ единодушнымъ въ виду нарушенія ихъ исконныхъ традицій и, судя по той легкости, съ которой они возстановили привычную атаманскую власть, лишь только соединились съ казачьей арміей.

Успѣшное возстаніе казаковъ вызвало радость среди наступавшихъ съ юга армій возглавлявшихся ген. Деникинымъ, всѣми казаками, которыхъ предводительствовалъ Донской Атаманъ. Это же возстаніе вызвало гнѣвъ и переполохъ въ Совѣтской Россіи. Троцкiй требовалъ примѣрнаго наказанія мятежниковъ. Командующіе красными арміями издавали воззванія, укорявшіе казаковъ за измѣну, и грозили жестокимъ возмездіемъ. Центральный Комитетъ коммунистической партіи, желавшій и ранѣе уничтоженія казачества, какъ привилегированнаго сословія, теперь предлагалъ поголовно истребить всѣхъ богатыхъ казаковъ вмѣстѣ съ дѣтьми, уровнять казаковъ съ иногородними въ земельномъ и иныхъ отношеніяхъ и спѣшно разработалъ матеріалы по массовому переселенію бѣдноты въ казачьи земли. Уничтоженіе казачества было очевидно предрѣшено еще раньше и для этого собирались матеріалы. Теперь, послѣ возстанія, рѣчь шла только о спѣшности разработки матеріаловъ и уже о физическомъ уничтоженіи большинства казаковъ.

Началось безпощадное усмиреніе. Всѣ коммунистическіе угрозы нашли въ немъ свое осуществленіе. И примѣрное наказаніе по мысли Троцкaго, и жестокія возмездія красныхъ командировъ и наконецъ, массовое истребленіе казаковъ — все это выпало на долю возставшихъ. Между тѣмъ боевое и стратегическое положеніе возставшихъ было поистинѣ безнадежнымъ. Малочисленность возставшихъ по сравненію съ красными арміями, а главное, недостатокъ оружія и патроновъ, отсутствіе артиллеріи дѣлало борьбу почти невозможной. Впереди расположились красныя арміи, боровшiяся съ казачествомъ, а сзади надвигались черезъ Богучарскiй уѣздъ новыя совѣтскія арміи. Уже въ моментъ возстанія Верхне-Донской округъ былъ окруженъ вражескими арміями. Но и сдаться теперь послѣ возстанія не представлялось возможнымъ. Цѣну красноармейскимъ обѣщаніямъ казаки уже знали и, несмотря на воззваніе одного изъ красныхъ командировъ, гарантировать жизнь тѣмъ, кто раскается и положитъ оружіе, казаки были увѣрены, что идти къ краснымъ, значитъ идти на вѣрную смерть. Выхода не было, и казаки рѣшили бороться. Война въ этихъ условіяхъ приняла со стороны возставшихъ партизанскій характеръ. Обычно вооруженные казаки прятались по лѣсамъ и степнымъ балкамъ, дѣлая набѣги на красныхъ, а красные полки, занимая станицы и хутора, убивали и грабили оставшихся жителей и, наконецъ, намѣрено выжигали хутора, обращая въ пепелищѣ весь округъ. Въ внутри возставшаго округа у казаковъ были враги въ лицѣ сочувствовавшихъ большевизму многихъ изъ иногороднихъ и всякаго рода подонковъ общества. Разница отношеній къ казакамъ и иногороднимъ красной нитью проходитъ по всей полосѣ безпощаднаго усмиренія и уничтоженія казаковъ. Иногороднія станицы Мигулинской всѣ присоединились къ красноармейцамъ, и ушли вмѣстѣ съ ними. Во многихъ хуторахъ при намѣренномъ ихъ выжиганіи, дома иногороднихъ отмѣчались особыми знаками, спасавшими ихъ отъ поджога. Были случаи, когда казачки, оставшiяся по хуторамъ во избѣжаніе смерти вынуждены были выдавать себя за иногороднихъ.

Отношеніе красныхъ къ религіи и церкви и раньше было нетерпимымъ и оскорбительнымъ. Теперь религія ставилась внѣ закона, и карательныя экспедиціи большевиковъ почти повсюду начинались съ разгрома церквей. Въ хуторѣ Варваринскомъ среди разгромленнаго храма, въ присутствіи священника, кто-то изъ большевицкихъ властей торжествующе произнесъ: «вотъ гдѣ контрреволюція». И такая контрреволюція поистинѣ истреблялась.

Разгромлены были храмы въ станицахъ Мигулинской, Казанской и Каргинской, въ хуторѣ Варваринскомъ, Тиховскомъ, Озерскомъ, Стоговскомъ, Колодезномъ, Тубенскомъ. Повсюду разгромъ храмовъ представлялъ одну и ту же картину. Это святотатственный грабежъ, соединенный съ кощунствомъ, имѣвшимъ цѣлью унизить въ глазахъ народа вѣру его отцовъ и прадѣдовъ и осквернить предметы христіанскаго культа. Въ храмѣ хутора Озерскаго Престолъ былъ растерзанъ, жертвенникъ опрокинутъ, иконы были разбросаны по полу, выбиты изъ иконостаса и исколоты шашками, евангелія разорваны. Такую же картину представляли и остальные разгромленные храмы. На хуторѣ Тубенскомъ при разгромѣ храма въ немъ танцевали красноармейцы. Одежды престола и ризы пошли потомъ на украшеніе лошадей, а бархатъ на кисеты для табаку солдатамъ. Въ хуторѣ Тиховскомъ къ одной изъ женщинъ пришелъ красноармеецъ въ священнической камилавкѣ, принесъ епитрахиль и сломанный крестъ, съ ругательствомъ сожалѣя о томъ, что священники скрылись, и ему не удалось убить ихъ.

Въ дѣйствительности многимъ священнослужителямъ суждена была мучительная смерть при этомъ гоненіи на церковь. Отношеніе красноармейцевъ и казаковъ къ религіи рисуются характернымъ случаемъ въ томъ же хуторѣ Озерскомъ. Разгромивъ храмъ, красноармейцы принесли домой награбленное. Въ принудительномъ услуженіи у нихъ въ качествѣ прислуги были двѣ женщины, мать и дочь изъ хутора Стоговскaго. При нихъ разсматривали грабители плащаницу и рѣшили сдѣлать ее сѣдломъ командира. Командиръ согласился, сказавъ, что онъ будетъ ѣздить на казачьемъ Богѣ, и что Богъ этого только и стоитъ. На ночь красноармеецъ постилалъ подъ себя плащаницу. На утро младшая изъ женщинъ рѣшила спасти плащаницу отъ поруганія и, убирая комнату, унесла ее и отдала матери. Старшая обмотала плащаницу себѣ подъ рубаху, а возвратившимся красноармейцамъ сказала, что нечаянно сожгла ее въ печкѣ. Ихъ гнѣвъ утишился только тогда, когда она объявила себя невѣрующей. Между тѣмъ краснымъ пришлось отступать и, слѣдуя за ними, женщина цѣлую недѣлю носила на себѣ плащаницу. Въ станицѣ Абросимовской ей удалось передать плащаницу священнику. «Я хоть и боялась», - говорила она потомъ, «но подумала, что если и погибну за Божье дѣло, такъ буду знать, за что погибаю». Этотъ трогательный случай въ возстаніи казаковъ долженъ считаться рѣдкимъ, если не единичнымъ. Въ общемъ, у казаковъ не было ни силъ, ни средствъ защищать преданную поруганію вѣру православную.

Небольшими группами скрывались возставшіе по лѣсамъ и степнымъ балкамъ. Въ опустѣвшихъ хуторахъ оставались только раненые, старики, дѣти и женщины. Теперь всѣ они были внѣ закона и считались обреченными жертвами. Въ хуторѣ Мѣшковѣ красноармейскіе солдаты убѣжденно говорили населенію: «У васъ тутъ не то, что все завоевано нами. Завоеваны нами шкуры ваши, мы все сдѣлаемъ, что хотимъ».

Населеніе, шкуры которыхъ были завоеваны, было во власти ничѣмъ не сдерживаемыхъ самыхъ низменныхъ инстинктовъ красноармейцевъ. Начались насилія надъ женщинами, сдѣлавшiяся правиломъ и принявшiя всюду массовый характеръ. Все это дѣлалось публично и съ невѣроятнымъ безстыдствомъ. Женщинъ хватали за волосы и, несмотря на плачъ и стоны тащили къ себѣ красноармейцы. Въ хуторѣ Тиховскомъ среди дня на глазахъ у матери нѣсколько красноармейцевъ насиловали ея 15-ти лѣтнюю дочь. Одинъ изъ хуторскихъ священниковъ говоритъ:

«Я не могу назвать именъ, но удостовѣряю что у насъ на хуторѣ и на другихъ уторахъ многія женщины не только молодыя, но даже очень старыя подвергались насилію со стороны красныхъ. Я не могу назвать именъ не потому, что ихъ не знаю, а потому, что эти женщины открывались мнѣ на исповѣди, многія передъ смертью».

Женщинъ захватывали и увозили съ собой въ обозѣ красные. Онѣ, какъ плѣнницы, обрекались на женскія работы для красноармейцевъ, служа имъ въ то же время наложницами. Той же участи подвергались и женщины, пойманныя въ степяхъ и лѣсахъ, гдѣ онѣ пытались укрыться.

Наряду съ такими насиліями казачество изводилось и уничтожалось безпощадно, иногда до грудныхъ дѣтей включительно, а хутора выжигались. Часть станицъ, 17 хуторовъ и одно село обращены въ пепелищѣ. (Примѣчаніе: Сожжены были хутора: Поповскій, Пухликовскiй, Матюшенскiй, Озерскій, Тубенскiй, Гормиловскiй, Стоговскiй, Мрыховскiй, Мещеряковскiй, Тиховскiй, Варваринскiй, Калиновскiй, Затонъ, Меркуловскiй, Баски, Белогорскiй, Колодезный, село Березняги). Жители частью были перебиты, частью разбѣжались, а уцѣлѣвшіе ютились подъ телѣгами, въ шалашахъ изъ вѣтвей и соломы и обгорѣлыхъ листовъ кровельнаго желѣза. Жуткую картину представляли хутора и станицы послѣ красноармейской расправы. Въ хуторъ Варваринскiй для подобной расправы красные въѣхали на лошадяхъ, покрытыхъ священническими ризами, въ хвостахъ у лошадей были вплетены ленты изъ церковныхъ матерій и бахрома съ аналоевъ. Рубахи у нѣкоторыхъ солдатъ были сшиты изъ завѣсы съ царскихъ вратъ, а кисеты для табаку изъ воздуховъ. Послѣ расправы хуторъ обратился въ пустыню. Въ немъ не осталось ни скота, ни птицы и только 42 дома изъ 194 уцѣлѣло отъ поджога. Какъ происходили такія расправы, трудно было бы себѣ и представить, если бы не сохранились многочисленные разсказы свидѣтелей. Старая женщина изъ хутора Мещерякова такъ описываетъ типичную для большинства хуторовъ расправу красноармейцевъ. Вотъ ея простой, но эпически-ужасный разсказъ:

«Въ пятницу на пятой недѣлѣ Великаго поста къ намъ на хуторъ явился отрядъ красноармейцевъ и началъ подрядъ поджигать дома на нашей улицѣ. Жителямъ же не давали возможности спасаться, разстрѣливая и убивая тѣхъ, кто выскакивалъ изъ горящихъ домовъ. Къ намъ во дворъ также ворвались красноармейцы и подожгли нашъ домъ. Насъ въ домѣ въ то время было шесть женщинъ и восемь дѣтей. Мужчинъ въ домѣ не было. Красноармейцы спросили есть ли у насъ иногородніе. Жена моего внука заявила, что она иногородняя и красноармейцы ее выпустили съ тремя дѣтьми. Мы, оставшiеся выбѣжали изъ горѣвшаго дома въ садикъ, но красноармейцы начали стрѣлять въ насъ изъ винтовокъ и убили бывшихъ со мной женщинъ и двухъ дѣтей. У меня на рукахъ былъ ребенокъ пяти лѣтъ, мой правнукъ. Пуля попала ему въ затылокъ и вышла въ лобъ около глаза и снесла ему черепъ. Наконецъ, я упала на землю, прикрывъ собой трехъ уцѣлѣвшихъ дѣтей, и красноармейцы почему-то пощадили насъ. Всего въ этотъ день сожгли въ нашемъ селѣ десять домовъ и убили человѣкъ 30, а нѣсколько человѣкъ сгорѣло заживо. Потомъ большевики производили еще какіе-то налеты на нашъ хуторъ. Въ общемъ, у насъ пожгли больше половины домовъ. На сосѣднемъ хуторѣ Мрыховскомъ сожжено и перебито еще больше людей, тамъ многія семьи уничтожены полностью».

Семидесятилѣтней старухѣ-свидѣтельницѣ пришлось видѣть смерть правнука, убитаго въ ея рукахъ и гибель семьи, и отъ ея короткаго разсказа вѣетъ всѣмъ ужасомъ, охватившимъ казачество, обреченное волею коммунистовъ на истребленіе.

Въ хуторѣ Мѣшковѣ произошелъ характерный для большевистскихъ воззрѣній на правосудіе случай. Красноармейцы увели одного изъ жителей, Санталова, на разстрѣлъ. Его сынъ пошелъ въ слѣдственную комиссію просить за отца, но по дорогѣ былъ схваченъ и отведенъ въ подвалъ, гдѣ уже лежалъ трупъ его отца. Рѣшили казнить и сына. Ему приказали раздѣться и выстрѣлили въ него упоръ изъ револьвера. Пуля раздробила ему челюсть и вышла сзади въ шею. Но рана оказалась не смертельной. Къ вечеру молодой Санталовъ пришелъ въ сознаніе и слышалъ, какъ красноармейцы выбирали себѣ одежду убитыхъ и говорили: «надо этихъ собакъ зарыть». Когда они ушли, Санталовъ ушелъ, прикрывая рану, изъ которой шла еще кровь, отцовской портянкой. Дома онъ засталъ расположившійся красноармейскій штабъ. Въ этомъ штабѣ и возникъ вопросъ, слѣдуетъ ли его разстрѣливать вновь. Наконецъ, по его просьбѣ и мольбамъ тетки ему была оставлена жизнь и выдано слѣдующее удостовѣреніе отъ 31 марта за № 70:

«Дано гражданину хутора Мешкова Семену Ивановичу Санталов в том, что он был расстрелян по вине восставших казаков против рабочего класса 31 сего марта в 18 часов. 31 марта он явился на свою квартиру живой, кровью свое искупил вину других, а посему оставлен жить. Всем воинским частям и местным властям предлагаю вышеозначенного гр-на не беспокоить, никакого насилия над ним не чинить. Что подписью и приложением печати удостоверяю».

На удостовѣреніи имѣются подписи политкомиссара Ильина, адъютанта Николаева и печать командира 107 стрѣлковаго полка.

Съ мужествомъ отчаянія казачество продолжало бороться. Его жизнь теперь зависѣла исключительно отъ помощи южныхъ армій, которыя вели наступленіе, стремясь соединиться съ возставшими. Успѣхъ этого наступленія поддерживалъ въ нихъ послѣднюю бодрость. Наконецъ, между возставшими и ихъ освободителями установилась первая связь. Это были аэропланы изъ Новочеркасска, доставившіе небольшое количество патроновъ въ ст. Вешенскую, не занятую въ ту пору красноармейцами. Вѣсть о прибытiи дружескихъ аэроплановъ быстро распространилась по всему Верхне-Донскому округу. Изъ станицы Мигулинской были доставлены летчиками письма для передачи въ Новочеркасскъ и роднымъ нѣкоторыхъ изъ возставшихъ казаковъ, служившихъ въ Донской арміи и шедшимъ теперь на ихъ освобожденіе. Эти письма навсегда останутся тѣмъ историческимъ документомъ, который рисуя настроеніе возставшихъ, сохранитъ для потомковъ картину насильственнаго насажденія коммунизма въ ХХ столѣтіи.

Вотъ эти письма.

1.

«Четвергъ, 2 мая 1919 года.

Письмо авіаторамъ, прилетѣвшимъ изъ родного Новочеркасска въ ст. Вешенскую.

Дорогѣ, долгожданныя ласточки!

Вы прилетѣли весной и съ юга, но не пѣсни принесли, а больше, неизмѣримо больше. Вы принесли намъ надежду на жизнь, надежду на воскресеніе. Привѣтъ же Вамъ, дорогіе гости, отъ населенія Мигулинской станицы, привѣтъ отъ ея насмерть дерущихся полковъ.

Передайте земной поклонъ Большому Войсковому кругу и Донскому Атаману. Скажите казакамъ нашей станицы, что ихъ матери, жены и дѣти, еще оставшiеся въ живыхъ, съ изможденными лицами, голодные и оборванные, изъ пламени горящихъ хуторовъ протягиваютъ свои израненныя руки и просятъ о помощи. Скорѣй придите къ намъ, скорѣй несите оружіе, снаряды и патроны, дабы было чѣмъ прогнать Богомъ проклятыхъ, кровавыхъ вампировъ-коммунистовъ.

Предсѣдатель Мигулинскaго Станичнаго Совѣта Андрей Афиногеновичъ Сытинъ. Предсѣдатель Мигулинской слѣдственной комиссіи И. Любимовъ.

Къ числу пострадавшихъ хуторовъ относятся всѣ 16, распложенные на правомъ берегу Дона. Всѣ они сначала ограблены, а потомъ сожжены. Одни частью, другіе сплошь. Несчастные женщины и дѣти, не успѣвшіе спастись бѣгствомъ, разсверлены и зарублены.

Подписали: Сытинъ, Любимовъ».

2.

«Четвергъ, 2 мая 1919 года

Письмо сотнику Егорову Алексѣю Ѳедоровичу, казакамъ хутора Калиновскaго Мигулинской станицы Галактіону Терентьевичу Калмыкову, Филиппу Макарьевичу Климову, хутора Вишневскaго — Григорію Васильевичу Титову, хутора Коноваловскaго — хорунжему Ефиму Осиповичу Брехову и всѣмъ станичникамъ.

Дорогіе братья.

Спѣшите къ намъ, просите своихъ командировъ, Большой кругъ, Отца-Атамана - пусть снабдятъ насъ боевымъ средствами. Прорвите фронтъ предателей, вампировъ, грабителей-большевиковъ и бѣгите намъ на помощь. Спасите насъ. Мы, оборванные, голодные, холодные влачимъ свое несчастное существованіе по оврагамъ, буеракамъ, по островамъ Донского поля. Коммунисты забрали у насъ все: скотъ, пшеницу, хлѣбъ, сожгли наши хутора. Мы задыхаемся въ дыму, который застилаетъ наши поля. Къ тому же тифъ свирѣпствуетъ во всю и добиваетъ насъ окончательно. Спѣшите же, не то многихъ, многихъ своихъ родныхъ не досчитаетесь Вы. Къ примѣру скажу, на хуторѣ Варваринскомъ осталось 9 дворовъ, остальные сожжены. Сожжены также всѣ 16 хуторовъ наше станицы, лежавшіе на правомъ берегу Дона. Кланяются Вамъ Ваши отцы, матери, жены и дѣти, но къ прискорбію не всѣ. Многіе, многіе изъ нихъ изрублены, разстрѣляны или же заперты въ домахъ и сожжены

Андрей Афиногеновичъ Сытинъ».

Къ этимъ письмамъ было приложено отдѣльное привѣтствіе авіаторамъ, принесшимъ вѣсть о близкомъ спасеніи погибавшему казачеству Верхне-Донского округа.

3.

«Вешенская. Начальнику Штаба. Для авіаторовъ.

Дорогія птицы.

Привѣтствуетъ Васъ Казанскій станичный совѣтъ и славный Казанскій полкъ, привѣтствуютъ Васъ старики, вдохновляющіе робкихъ и малодушныхъ. Привѣтствуютъ Васъ фронтовики - закаленные бойцы, наша крѣпость и сила. Привѣтствуютъ васъ и расцвѣтающіе цвѣтки Тихаго Дона. Они молоды, но они сыны героевъ и бьются, какъ истинные герои.

2 мая 1919 года № 131

За командира полка Владилинъ.

Адъютантъ Района Булгаковъ».

Связь съ родной арміей дало возможность еще нѣкоторое время продержаться возставшимъ. Войска генерала Секретева гнали передъ собой Совѣтскіе полки, и въ скоромъ времени возставшіе соединились съ Донской арміей, очистили отъ коммунистовъ всю область Войска донского и вмѣстѣ со всей арміей двинулись дальше на великое дѣло освобожденія всей Россіи.

Такъ окончилось возстаніе казаковъ Верхне-Донского Округа. Оно представляетъ одинъ изъ интереснѣйшихъ эпизодовъ гражданской войны, вызванной коммунистами. Собранные документы и изслѣдованія этого эпизода, взятые канвой настоящаго изложенія, несмотря на отсутствіе въ нихъ исчерпывающей полноты, несомнѣнно, дадутъ возможность будущему историку написать одну изъ самыхъ кровавыхъ страницъ въ исторіи Тихаго Дона.

+ + +