«Мы, русскіе, должны освободить свой народъ отъ жидо-большевизма…»

 

(письма русскихъ добровольцевъ и казаковъ)

 

Нижеприводимыя письма составлены 70 лѣтъ назадъ простыми русскими людьми и отправлены ими въ редакціи газетъ «Новый путь», «Страница добровольца» и «Казачій вѣстникъ», издававшихся на такъ называемыхъ «временно оккупированныхъ территоріяхъ». Въ 1941-1944 годахъ на этихъ «территоріяхъ» появилась у Русскихъ людей такая возможность: писать по-Русски о Русскомъ въ Русскія газеты и не бояться, что тебя за это арестуютъ. Этой возможностью они и воспользовались. На такъ называемой «нашей Родинѣ» сдѣлать это они не могли съ самаго перваго дня существованія сей «Родины», почему и въ начавшейся такъ называемой «великой отечественной войнѣ» они взяли въ свои руки оружіе и пошли противъ этой, съ позволенія сказать, «Родины» воевать. Ну, а въ перерывахъ между боями они брались за карандашъ и бумагу и писали въ свои Русскія газеты, радуясь самой возможности безпрепятственно высказываться, отчего многія ихъ письма и кажутся сейчасъ безпорядочными, неоформленными, неоконченными. Освобожденный отъ жидо-большевицкаго рабства Русскій человѣкъ заговорилъ открыто и безъ опаски, и это пьянящее чувство свободы не оставляло ему ни времени ни возможности работать надъ стилемъ и шлифовать свои мысли. Главнымъ для него въ тотъ моментъ было свободно сказать всё, что чувствуешь, думаешь и переживаешь.

Большинство этихъ писемъ такъ и не были опубликованы, т.к. редакціи газетъ сочли ихъ недостаточно литературными. Но тѣмъ цѣннѣе они для насъ сейчасъ, ибо это подлинный голосъ Русскаго народа, того народа, который не умѣлъ выражаться красиво и литературно грамотно, но который хранилъ въ своемъ сердцѣ Русскій Духъ и Русскую Вѣру и готовъ былъ отдать за это свою жизнь.  Этого народа сейчасъ уже нѣтъ, онъ истребленъ Сталинымъ и жидами и замѣненъ инымъ народомъ — русскоязычной совѣтско-россiянской біомассой, которую Сталинъ приказалъ называть «русскими», и которую жиды и русофобы такъ продолжаютъ именовать до сихъ поръ.

«Русскость» этой біомассы легко провѣрить, предложивъ ей для чтенія нижеприводимыя письма. Звѣриное, ожесточенное непріятіе ихъ можно будетъ гарантировать въ 99 случаевъ изъ 100, что и будетъ самымъ убѣдительнымъ доказательствомъ нерусскости и лже-русскости этой массы, до послѣдняго предѣла извратившей всѣ исконныя понятія о Родинѣ, націи, совѣсти, чести и патріотизмѣ. Споръ съ этой русскоязычной біомассой въ силу ея полной неспособности мыслить и чувствовать по-Русски можетъ быть, какъ и 70 лѣтъ назадъ, рѣшенъ только оружіемъ, которое да сподобитъ Господь Богъ сдѣлать побѣдоноснымъ на грядущей Третьей и послѣдней Русско-совѣтской войнѣ.

Орфография оригиналов писем нами сохранена.

 

Редакция «Силы и Славы».

 

 

 

Как я попал в Германскую армию.

 

1941 год. Наша часть стояла в восточном Казахстане в городе Темрес. Это было в августе, температура  45-50°С, но не взирая на ту жару, людей судорожно готовили к защите «Родины», днем обливаясь потом, ночью не досыпая, в воде, грязи, в раскаленных песках пустыни — «грызли» красноармейцы Сталинскую науку уничтожать. В то же время не упускалась из виду пропаганда и агитация, которую неустанно преподносили политруки, преимущественно жиды. Задачею их было вдалбливать в голову русскому человеку, как хороша жизнь в «свободной» советской России, и как плохо и тяжело живется в Германии.

Особенно много они распространялись о разных зверствах и издевательствах, которые применяют немецкие власти в занятых областях над мирным населением: убивают и сжигают детей и матерей, расстреливают мужчин и стариков, военнопленных морят голодом, а командный состав, якобы, после ужасных пыток уничтожают и т.п. Они кричали во все уши, что Русский народ должен отомстить за убитых и замученных людей, которых выдумали эти ироды рода человеческого, иудо-большевицкая банда и ее руководитель и основатель-изверг Сталин. Наконец, эти худородные приготовления и нахальные вдалбливания с запугиванием закончились, и 3-го сентября нас погрузили в товарные поезда и повезли по направлению на север. Выехав и Казахстана, где стояла очень жаркая погода, мы двигались на север. Температура быстро падала, и, подъехав к г. Туле, мы начали зябнуть от холода. Из города Тулы нас направили к линии фронта — к небольшому городку Алексин; был уже октябрь месяц и мороз доходил до 30°С, люди были одеты в летнее обмундирование, многие подмораживали руки и ноги, но по квартирам размещаться запрещали. Днем и ночью мы должны были находиться в окопах, обещание выдать зимнее обмундирование оставалось только обещанием. Еще одно несчастье — к холоду прибавился голод: здесь на линии фронта нам давали в день по четыре сухаря, 20 грамм сахару и один раз в день суп или кашу. В начале суп был густой и каша с маслом, это было, примерно, в первых числах месяца, затем стало все хуже и хуже — варили какую-то жижицу без мяса и соли. Неизвестно, до чего бы наше питание дошло, если бы не снаряд, который в одно прекрасное утро попал в нашу кухню, и она взлетела со своим содержимым на воздух. И так последний источник нашего питания исчез, и мы остались безовсего. Учитывая это положение, заботливое советское правительство прислало нам однажды черного хлеба — буханку на три человека.

После того, как кухня была выведена из строя, мы питались только тем, что добудем — стреляя колхозных лошадей, вырывая картофель из разбитых домов, и таким образом питались. Что-либо достать у жителей было невозможно, так как они сам ужасно голодали.

Но вот подходит 8 ноября — день «великой октябрьской революции» — этот день мы ждали с нетерпением: нам к этому дню обещали привезти кухню и подарки.

Наконец настал долгожданный «великий» день, и в 11 часов дня начали получать подарки ...  как выдумаете, что мы получили ... на двух человек пачку папирос, цена которой 35 копеек, по 2 конфетки, 5 штук печенья и 100 грамм колбасы ... на троих. Вот этим мы и помянули «великий» праздник, а кухню так и не дали.

Недолго нам пришлось еще мучиться под властью этих шакалов: в ночь с 10 на 11 ноября по деревне вдруг послышалась стрельба из пулеметов и автоматов, немецкие солдаты наступали на деревню. Наши нехотя отстреливались, оставляя деревню, а некоторые, побросав оружие, оставались сидеть, дожидаясь рассвета в окопах. Но тем, которые стали отходить, недалеко пришлось уйти. Когда стало рассветать, мы узнали, что окружены со всех сторон, и что два батальона уже сдались.

Когда стало уже совсем светло, то остальные последовали примеру первых — бросили оружие и с поднятыми руками пошли навстречу немецким солдатам.

Я сидел в окопе и увидел эту картину, содрогнулся, и по моему телу пробежал мороз, я не могу передать тех чувств, бывших у моих товарищей в то время, но скажу про себя: я забрался дальше в окоп, меня трясло как в лихорадке, я стал вспоминать и мысленно прощаться с моими родными. Я решил, что через полчаса или час я умру. Я вспоминал о том, что передавала по радио советская пропаганда... Сидя в окопе мне хорошо было видно, как собирают всех красноармейцев, ну, думаю, сейчас всех расстреляют. Но никого не расстреливали.

Между красноармейцами я различал средний командный состав, и они тоже все были живы. Тут я решил, что будет, то будет. Я вышел из окопа и пошел по направлению к группе немецких солдат, стоящих недалеко от моего окопа. Один из них отделился от группы, направился ко мне, подойдя снял с меня револьвер. Затем, увидев, что у меня левая рука в крови (ночь меня ранило осколком ручной гранаты), быстро вынул индивидуальный пакет и перевязал мне руку. Этому я очень удивился, мне стало стыдно за мой страх; после перевязки он стал что-то говорить мне, но я его не понимал, тогда он вынул пачку сигарет и дал мне закурить, улыбаясь продолжал говорить, затем его улыбка перешла в чистый, откровенный смех. Страх, который был у меня десять минут тому назад — пропал и, глядя на него, я тоже рассмеялся.

И так я стал военнопленным.

В лагере военнопленных я работал при лазарете по своей специальности (как военный фельдшер), из лагерного лазарета меня перевели в лазарет военнопленных. Немецкие власти заботились о русских пленных: в городе Калуге они выбрали хорошее здание под лазарет, который был рассчитан на 400 коек, немецкий «штаб-артц» — доктор Краков не покладая рук заботился об улучшении лазарета. Была  зима, ужасный холод, топливо достать трудно, немецкие части сидели без топлива, а лазарет русских военнопленных отапливался ежедневно, питание раненых пленных было хорошее.

Поработав в этом лазарете около месяца, я вступил добровольцем в ряды Германской Армии.

Находясь и по сию пору в рядах Армии я, как русский солдат имею все те права, которые имеет и германский солдат. Я иду нога в ногу с Германским солдатом на защиту Родины, на защиту Матушки России.

Я верю в то, что мы победим, что Русская Освободительная Армия с Германской Армией разобьют и уничтожат эту ненавистную нам жидо-большевицкую банду.

 

Н.А. Ермаков

24-VI-1943

 

 

 

«Я работаю в войсках германской армии, ухаживаю за лошадьми.

Я родился в 1901 году в Челябинской области  в Сибири. Отец мой занимался крестьянством.

Я помню, что мой отец никогда не говорил, что кушать нечего. Всегда ел пшеничный белый хлеб, мясо, молоко и зачастую выпивал. Я все думал, что скоро ли я вырасту и буду выпивать. Вот я вырос и в 1919 году меня берут в Красную Армию во время  Гажданской войны. Я служил  в 27 дивизии, 235 Невельский полк, команда конных разведчиков. Участвовал на двух фронтах по ликвидации колчаковской армии в Сибири в 1919 году, и в 1920 году участвовал в Польской кампании, где был ранен под Варшавой. Отслужив службу, демобилизовался из Красной армии в 1923 году и думаю, что отец мой жил хорошо, я буду жить ещё лучше.

Так как я завоевал советскую власть, отец мой и брат жили хорошо до 1929 года. Платили налоги, хотя тяжелы были и тяжелое хозяйство, но все же жили. И вот пришел тот день — бурное строительство коллективизации, всех потащили в колхоз. Если кто скажет, что в колхоз не пойду, имущества не дам, то значит против советской власти, и за таким человеком следят органы НКВД, и вот начались аресты крестьян.  И погнали партиями в тюремное заключение, а некоторых мужиков и расстреливали. В 1929 году отец помер, брата арестовали и увезли, брать уже 13-й год работает под землей, за то, что имел хозяйство. Я как красноармеец остался жить.  В деревне работал в колхозе со своей семьей, женой и двое детей. И вот работаю в колхозе 1 год и 6  месяцев, на меня накладывают план: должен сдать хлеба государству 7 центнеров, когда я от колхоза не получил ни килограмма, и купить нечего и негде. Рабочие на производствах стали получать паек, крестьяне нет. Всем в колхозе указан был срок 10 суток. И вот прошел срок, и выезжает выездная сессия из Челябинска судить кулаков со своим конвоем, с милицией конвой. Я на суде хотел оправдаться, что в колхозе работаю 1 год и 6 месяцев, скот весь в колхозе, хлеба из колхоза не получал ни килограмма. Но не тут-то было. Посадили нас на скамью подсудимых 24 человек, и у всех одно преступление. Начался суд. Вышел один комсомолец и сказал: вот эти товарищи судьи, у нас кулаки, не хотят в сельском совете, не хотят платить хлеб государству, и наоборот агитируют против советской власти. И раньше эти люди занимались эксплуатацией батрачества. Суд не разрешил никому из подсудимых оправдываться. Выносит приговор наспех и на всех один, и каждому пять лет тюремного заключения и 2 года высылки из района после отбывания срока. Приговор был вынесен 15 октября 1930 года.

Получил пять лет тюремного заключения, и  пошла веселая жизнь; какой конвой взял конвоировать и не дал проститься с женой и детьми. Конвой нас привел в челябинскую тюрьму, и вскоре направили на Дальний восток. Прибыли на Дальний Восток в Хасанский район. Тут нас собралось таких преступников тысячи. Выгружали нас на станции, набирая партию в 600 человек, и говорят: вы 45-ой колонны. Находим колонну, где стоит штамп № 45.  Конвой нас оцепил, и начальник колонны говорит, что вот это ваш обек (объектъ — ред.) работы, и мы должны здесь искупить вину перед советским народом, отбывать срок. Помещения нет, дров нет, снег уже был 10-15 сантиметров. Конвой оцепил, кто пытается нарушить лагерную жись (жизнь — ред.), по тому применяется оружие. Ночевали на снегу, на другой день погнали нас за лесом километров восемь. Приносим лес, начинаем строить колонну. Кто имел стальное здоровье, тот остался жив, кто не имел здоровья, тот погиб и закопан в Хасанском районе.  Кормили плохо: давали суп — жидкую баланду 2 раза в день. Люди погибали от голода и холода и работ. Работы были все на нормах: не выполнил норму, разденут и содят в карцер.  И если кто сопротивляется, прибегают к избиению. Были расстреляны два инженера за то, что систематически не могли выполнить норму  выработки, а норма была 5 кубометров накопать и откатить на тачке 100-150 метров.  Расстреляны были перед лицом всей колонны, и вот началась моя веселая жизнь.

Имея переписку с родными и знакомыми, мне сообщают, что жену и детей выслали в тайгу к Монголии, и высылают мне адрес моей семьи. Связался я перепиской со своей женой. Жена пишет, что живу плохо, хлеба нет, как выслали — досыта не ели, а также дети. После этого письма я уже не получал писем от жены и детей. Прошло уже три года моей жизни в лагере, мне сообщают, что моя семья — жена, дети померли от голода. Получая такое сообщение, нельзя было говорить об этом случае.  За каждым шагом, за каждым словом следили НКВД. И вот скоротал последнее время заключения в лагере, окончил срок наказания, освободился. Паспорт был выдан: не имею права жить в режимных городах, не имею права быть избранным, выбирать.

И вот дожил, началась война. Германские вооруженные силы услышали наш голос, и пошли на освобождение народов; несколько раз меня вызывали в военный стол и говорят: почему ты до сих пор не воюешь? Я как скажу, что отбывал срок и имею  поражение в правах, то всегда: иди, живи, только посмотрят с подозрением.

И вот 30 июня 1942 года меня вызывает военный стол и говорит, что нужно защищать Родину. Из района нас привезли в запасной полк. Из полка нас пригнали маршевыми ротами и придали 2-ой гвардейской дивизии, 2-му гвардейскому полку. 18 сентября был митинг, командир дивизии выступил и говорит, что нужно бить немецких захватчиков. И пред лицом всех красноармейцев расстреляли одного раненого красноармейца, как будто, что он самострел.

21 сентября 1942 гола наша дивизия выступили на фронт, и в течение 8 часов разбили нашу дивизию. Я был ранен. Три пули прошло в правую ногу. Когда я прибыл в сан. батальон, то доктор еврейчик говорит, что ты сам в себя стрелял, а мы самострелов расстреливаем. И вот на другой день выводят нас, троих красноармейцев расстреливать в лес. По нашему счастью немецкий аэроплан начал нас бомбить. Я в это время убежал, ушел километров на 12. Меня задержали и посадили в сырой подвал, где вели допросы. Я сказал, что ранен, выводили расстреливать, я убежал. После долгих допросов  и пыток я был направлен в лазарет за 60 км фронта. Кормили бойцов плохо, и говорить о питании запрещали.  После выздоровления я был направлен в 173 полк 25 декабря 1942 года. Кормили и здесь плохо, и говорить о питании было нельзя. 

7 января решил перейти линию фронта к немецким вооруженным силам, и на другой день был взят ухаживать за лошадьми.

Прошу редакцию, где есть лишние слова изъять, где не хватает добавить. Прошу письмо отпечатать в газете, пусть почитают добрые люди, как моя семья погибла.

 

Куварзин Яков Игнатич».

 

 

 

Исповедь русского добровольца

 

Я человек, сознание которого формировалось в условиях советской власти.

С юношества во мне сидел беспокойный дух исканий, меня интересовал вопрос происхождения вселенной и жизни вообще во всем ее многообразии.

Понятно, что в условиях монопольных прав большевицкой пропаганды исчерпывающего и удовлетворяющего меня ответа я не мог получить.

Критиковать или даже сомневаться в истинности марксистских положений было запрещено под страхом зачисления во враги народа со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями. Я рос с надеждой послужить родному народу и сделать, всё от меня зависящее,  чтобы улучшить его жизнь.

Большевицкая пропаганда неустанно мне и миллионам таких же молодых людей трубила о необходимости классовой борьбы, что СССР есть родина всех трудящихся мира, и что марксизм последнее и наивысшее достижение человеческой мысли. С некоторыми теоретическими положениями я соглашался, другое принимал на веру, ибо без веры во что-нибудь человек не может существовать.

В то же время жизнь на каждом шагу меня убеждала, что большевистские положения глубоко расходятся с практической жизнью.

Большевики в своей прессе утверждали, что колхозы организуются на добровольных началах, а в действительности русское крестьянство туда загонялось насильственным путем. Советская власть создала такие условия, что вне колхозов русское крестьянство существовать не могло. Меня возмущало еврейское засилье в родной стране потому, что все влиятельные и руководящие посты в государстве занимали представители израильского племени.

Меня возмущала внешняя политика советского правительства.

Только безумец мог поверить, что маленькая Финляндия  могла иметь какие-то территориальные претензии к Советскому Союзу. А ведь большевики только этим и объясняли причину своей войны с Финляндией. И многие другие случаи международной жизни меня убеждали, что лозунг советского правительства о невмешательстве во внутреннюю жизнь других народов глубоко лживый.

Меня возмущали мероприятия и законы советского правительства, которые закрепостили народы России.

Но я отлично знал, что сопротивляться политике советской власти — это значило распроститься с жизнью, ибо большевики с непокорными расправлялись путем  беспощадного террора.

Большевики призывали русский народ покорно и терпеливо переносить все  мучения и лишения, обещая в будущем русскому народу счастливую жизнь. Годы шли, а улучшения жизни абсолютно не было видно. Наоборот, зажим и бедствия русского народа только увеличивались.

Грянула война 1941 года, большевики на всех перекрестках трубили, что Германия ведет эту войну до полного истребления русского народа, за превращение России в свою колонию, и при этом сообщали всевозможные ужасы о страшных издевательствах, творимых германскими войсками над русскими военнопленными.

Многие из нас, даже неприязненно настроенные по отношению к советской власти, верили этому и оказывали отчаянное сопротивление.

Попав в плен, я стал знакомиться с Германией сначала посредством разговоров с германскими солдатами, а потом и собственными глазами увидел ее подлинное лицо.

Я увидел, как в национал-социалистической Германии разрешен социальный вопрос, и, по моему мнению, национал-социализм действительно правильное учение.

В настоящий момент мне ясно, какие цели преследует Германия в своей борьбе против большевизма.

Мы, русские люди, стоим на точке зрения восприятии идей, положенных в открытом письме генерала Власова потому, что эти идеи явились выражением наших дум и чаяний.

Мы понимаем, что настоящую войну Англия, Америка и большевизм ведут исключительно за сохранение своего мирового господства. Большевизм ведет эту войну за то, чтобы и дальше иметь возможность эксплуатировать русский народ.

Дружба великого германского и русского народов всегда отвечала взаимным интересам этих двух народов. Когда эти два народа и вступали в столкновение, то они были вовлечены в них интригами враждебных сил.

Война, которую вел русский народ в 1914-18 годах с великим германским народом, не была популярна в среде русского народа, и потому русский народ стремился выйти из кровопролитной войны за чуждые ему интересы.

Происками темных сил мирового еврейства и его порождения большевизма в своем злобном стремлении к мировому господству удалось снова толкнуть эти два народа на взаимное истребление друг друга.

Но мы, русские люди, сейчас поняли, что большевизм это мировое зло и подлежит безусловному уничтожению.

Мы поняли выгоду и историческую необходимость содружества с Германией и активно включились в русло антибольшевистской борьбы.

Мы сейчас хорошо сознаем, что счастье народа и его благополучие не приходят сами, они завоевываются с оружием в руках.

Нам ясно, что русский народ с помощью великого германского народа пробьет дорогу к светлому будущему и сбросит с себя кандалы еврейского ига.

Великая трагедия русского народа заключается в том, что большевики — эти агенты мирового еврейства, пользуясь всякими подлыми средствами и пустой демагогией, сумели усыпить бдительность русского народа и установили свою кошмарную власть в пределах обширной России.

В настоящее время русский народ начинает просыпаться и понимать, что совместно пролитая кровь германскими солдатами и русскими добровольцами явится залогом нерушимой их дружбы в будущей Новой Европе.

 

унтер-офицер 406-го Ost-bataliona  Бобженко В.

 

 

 

Правда вместо лжи

 

У большевиков все пропитано ложью.

Ложь нужна большевикам для того, чтобы скрыть свои сокровенные цели и наложить на народы такие цепи, которые до сих пор ещё не носило человечество. В противоположность этому цель Русского Освободительного Движения заключается в том, чтобы в борьбе свергнут большевизм, окончить войну заключением почетного мира с Германией и создать национальную Россию в честном союзе с народами Европы и Азии.

Поэтому мы не нуждаемся во лжи! Нам надоела советская ложь!

Мы знаем, что существует крепость, которую большевики не брали и не возьмут никогда. Имя этой крепости — ПРАВДА. И мы верим, что на земле, политой кровью борцов за правду, вырастут колосья новой, счастливой и радостной жизни.

Нам в борьбе с большевизмом необходимо всегда говорить только языком фактов и цифр, взятых из жизни самой большевицкой действительности, чтобы показать всему человечеству, как  обманутые русские люди гибнут в советском тылу и на фронте, защищая не родную, как им кажется землю, а кучку негодяев и узурпаторов, захвативших власть в свои кровавые руки.

Мы знаем, что эти факты и цифры приведут всех к единственному выводу: большевики были, есть и останутся всегда злейшим врагом русского народа.

Всем известно, что в советском тылу и на фронте по отношению к населению, побывавшему на немецкой стороне, всюду большевиками применяется жесточайший террор. Большевики боятся народа, а народ ненавидит большевиков — и в этом причина необузданного террора. Нам надлежит теперь с оружием в руках бороться с большевизмом так, как в прошлом наш, русский народ, на протяжении всей своей истории боролся за великую Россию.

Мы не хотим мстить тем, кто заблуждался и слепо верил большевикам, но для тех, кто истребляет наш русский народ, пощады не будет.

Впереди еще много трудностей, борьбы и страданий. И те, кто с оружием в руках пошел по пути правды, кто пошел в бой за лучшее будущее Родины и всего человечества, тот победит.

 

подпоручик РОА Мурашко.

 

 

 

 

Обман сталинских политруков

 

Когда я был в сталинской армии, меня обманывали, пугали, что к немцам как попадешь в руки, то они казнят и убивают. И им все верили и боялись. Я пробыл  10 месяцев в советской армии, я голодал так, что не мог даже сам себя носить, был пухлый.  Но сдаваться боялся. Но мне и голодная смерть была страшна, я в советской тюрьме видел голодную смерть, ну и решил, пойти к немцам, хотя и было страшно. Но все равно ведь смерть.  Но оказалось, что всё это вранье.  Я попал к немцам и почувствовал  себя здоровым, потому, что я питался не отрубями, а лучше. И я решил пойти в казачий батальон по борьбе с партизанами. И сейчас  я служу в казачьем батальоне, уже пошел второй год.  И участвовал в боях с партизанами. Благодаря хорошему немецкому командованию, как пойдем в операцию — победа за нами,  и если будет такое командование без изменений, то и всегда будет победа за нами. И я уверен, что вернемся с победой домой. Я сейчас и сыт и пьян и нос в табаке.

 

Казак 631 батальона, 3-ей сотни, 2-го взвода, 3 отделения.

Бугаев Иван Филиппович.

 

 

 

от казака 2-ой сотни 631 отдельного казачьего батальона

Афиногенова Александра Васильевича

 

3-е июля 1943 года.

 

В 1942 году, будучи в красной армии, неоднократно рассуждая со своими товарищами о том, что и к чему приведет война, и на кой было нужно защищать проклятый большевизм, от которого мы, казаки, страдали все время существования Сов. власти. Я сам не имел возможности проживать со своим родным отцом, который в 1931 году выселен как чуждый алимент (элемент — ред.), сестра умерла на выселении, и в одно прекрасное время 24 июня 1942 г. нас группа земляков казаков собрались и решили перейти добровольно на сторону Германских войск. Германские солдаты нас встретили очень прекрасно. При приходе в лагерь мы сразу были отделены в общее житие для добровольно перешедших. Пробыли в лагере 20 суток, на стали зачислять в казачьи батальоны.

Я с нетерпением ожидал, когда я буду зачислен в казачий батальон.

4-го августа 1942 года  я был зачислен в сотню казаков, я почувствовал, что я иду на защиту своего отечества, на борьбу с большевизмом. Я не жалел своих сил, все время служу и все приказы командования выполняю безоговорочно. Я доверю командованию нашего батальона и своей сотни, и за издевательства моих родных со стороны большевизма, я готов не пожалеть жизни своей за дело борьбы с проклятым большевизмом.

Казак 2-ой сотни (подпись)

 

 

«Я унтер-офицер 631-го отдельного казачьего батальона. Вступил в него со дня его формирования — 5-VIII-1942 г. он тогда еще назывался 8-ой кубанский казачий полк. Так как я сам кубанский казак, я рад был, что слава казака отозвалась снова, которую жидо-большевицкая власть 25 лет всячески старалась задушить. Подучившись короткое время, мы были направлены на борьбу с партизанами. И проходя через леса и болота, мы пели старые казачьи песни, которые воскрешали в нас былую казачью славу. При встрече с бандитами мы сразу показали свой казачий дух, разбивая на пути встречавшиеся банды. Много раз мы выходили с места расквартирования со специальным заданием, сводившихся к тому, чтобы выбить бандитов  из населенных пунктов. Но вот 14-XI-42 мы получили задание окружить деревню Свирбы и взять ее штурмом, не дав возможности бандитам скрыться в лесу.

Я получил задание от командира сотни провести два подразделения батальона до назначенного места.

Я взял одно гражданского проводника и отправился со своим отделением в головной дозор. По пути мне несколько раз приходилось менять проводников, которых я брал из встречавшихся на пути сел.

Поставленную передо мной задачу  выполнил с честью: привел подразделения в срок. Мы незаметно от противника окружили деревню Свирбы и начали наступление на бандитов, которые закрепились там и пытались нас разбить. В этом бою я получил ранение.

Но и тут мы показали свои казачьи достоинства: разбили эти шайки и преследовали разбегающихся по лесам бандитов. Я также помогал казакам уничтожать и преследовать их, не взирая на то, что я был уже ранен. После окончания боя я был отправлен в госпиталь, где полежал два месяца, и благодаря хорошей организованности немецкого здравоохранения, ухода и питания меня вылечили, и вновь я стал таким же казаком, как и был. За свои хорошие действия в Свирбах меня наградили медалью за отвагу, после чего я еще крепче стал сражаться  с бандитами. Вместе с другими казаками еще не одну шайку бандитов мы уничтожили до 3/IV/43 г., а с 3/IV/43 меня послали на курсы и экскурсию в Германию.

По приезде в Берлин я встретился со своими русскими генералами: Власовым, Трухиным и Благовещенским, которые организуют РОА. В беседе с ними я понял, что только в организованной ими армии единственный правильный путь русского народа, по которому мы все должны пойти единодушно. Перед выездом из Берлина нам генерал-майор Трухин сказал, что мы, русские, должны завоевать себе новую жизнь, должны освободить свой русский народ от жидо-большевизма. Из Берлина мы поехали по Германии в гг. Дрезден, Мюнхен, Майнц, Франкфурт и другие, где мы посмотрели жизнь Германского народа. Из своей поездки мы сделали вывод, что единственно правильный путь русского народа — организоваться в РОА, которая должна вместе с германскими солдатами сплотиться и разбить жидо-большевицкую власть, освободить тот русский народ, который находится ещё под их гнетом.

Возвратившись из Германии в свой батальон, я провел несколько бесед с казаками о поездке моей в Германию. Я им рассказал, как живет германский народ, об организации РОА ген. Власовым и о своих впечатлениях.

Известие об организации РОА заинтересовало всех и значительно повысило моральный дух казаков. Все с еще большей энергией взялись за боевую учебу, чтобы в предстоящих боях с бандами доказать свою преданность оживающей родине и германскому народу.

3/VII/43 г., унтер-офицер 2-ой роты

Каракаев Николай»

 

 

от казака 2-ой сотни 63 ОКБ

Спирина Филлиппа Федотовича.

 

Мой возраст 1906 г.р. Я крестьянин-хлебороб с отцом своим прожил очень мало, так как мой отец при советской власти не выходил из тюрьмы. В 1919-1921 годах мой отец боролся против большевиков, он знал, что большевики враг всему народу. В 1921 году мой отец был арестован, помещен в сталинградскую тюрьму и приговорен к расстрелу. Расстрел был заменен ссылкой на три года в отдаленные северные края, где он пробыл три года. Нас при матери было пять малых детей. Матери и нам помощи никакой не оказывали, нас недопускали на учение, а впоследствии недопускали на лучшие работы (как детей политзаключенных).

Всё существование советской власти мы не видели хорошей жизни, мы не успевали расплачиваться с непосильными для нас налогами.

В 1937 году мой отец обратно был забран органами Н-К-В-Д как политически опасный. Они предчувствовали, что в случае войны наш отец и мы с ним пойдем в единый фронт на борьбу с большевизмом. Я был мобилизован в Красную Армию 22 октября 1941 года. До марта месяца 1942 года я работал в рабочем батальоне. На линию фронта меня нельзя было отправлять, т.к.  я сын политического заключенного.

В конце марта 1942 года меня зачислили в маршевую роту и отправили на передовые позиции. Нас таких было немало, мы неоднократно рассуждали о том, чтобы уйти на сторону германских войск. Сразу с передовых позиций уйти было нельзя. т.к. за нами следили очень  крепко, но всё же я со своими друзьями выбрали момент и 22 июня 1942 года при только начавшемся наступлении германских войск мы добровольно перешли на сторону германских солдат.

Чрез месяц я был принят добровольцем в казачьи части.

Я шел в казачий батальон на борьбу с большевизмом, на борьбу за освобождение своего отца, возможно и ныне находящегося в заключении, в руках жидовских, в подвалах НКВД.

Я знал о том, что нас прекрасно снабдят обмундированием, питание, вооружением, а также знанием воинского дела. Я не в одной операции не был отстающим по борьбе с бандитами.

Моя семья, мои дети, отец, братья находятся под властью жидо-большевизма.

Я не дождусь того дня, когда по приказу Германского командования я вступлю в бой с иудо-большевизмом за освобождение своих родных и знакомых от проклятого иудо-большевизма.

 

Казак 2-ой сотни (подпись)

 

 

«Родились и воспитывались мы при советской власти. Мы еще молоды, но нам уже пришлось испытать жестокий террор НКВД — аппарата воспитания советского государства. Но как не старались иудо-большевики заглушить национальный дух казачества, они этого не достигли.

Когда мы попали в  плен, то мы увидели, что германская армия приняла нас не как своих врагов, а как истинно русских людей, которые хотят бороться за большевиков.

Мы поняли, что единственным  нашим правильным путем является путь борьбы с большевизмом, и мы вступили на этот путь. Вот уже скоро как год мы рука об руку с немецкой армией боремся против сталинских бандитов. Немало полегло их от казачьих пуль в лесных трущобах Белоруссии. Ни дожди, ни морозы, ни глубокий снег и длительные походы, никакие трудности не могли остановить нас от достижения победы над врагом. Много боевых эпизодов запечатлелось в нашей памяти. Об одном из таких эпизодов мы и хочем рассказать.

Командование батальона получило донесение, что группа бандитов перешла фронт и остановилась на отдых в деревне Синяки. Приказ о выступлении получили ночью и ночью же выступили.

Над землей висела темная зимняя ночь. Дул северный ветер. Снег, подымаясь с земли, вихрем налетал и запорашивал глаза. Шли долго по бездорожью. Глубокий снег и встречный ветер затрудняли путь.

К утру ветер утих. Хмары (облака — ред.) рассеялись, и установилась благоприятная погода. На рассвете показалась деревня Синяки, расположенная на возвышенности около леса. Казалось, что деревня живет мирно, и что в ней никого нет. Струйками к небу поднимался дым от каждой хаты. Светились бледными огоньками окна.

Не доходя до деревни 1 км, мы заняли оборону. Проходили минуты напряженного ожидания. Вдруг морозный воздух прорезала длинная очередь «максима», за ней еще очередь и еще. В деревне в панике заметались люди. Огонь пулеметов и минометов усиливался.  Люди — это были бандиты выбегали их хат и бросались бежать группами к лесу, надеясь в нем найти свое спасение.

Навстречу бандитам из леса ударил свинцовый дождь — это заговорили пулеметы нашей засады. Бандиты поняли, что они окружены. Тогда они еще яростнее бросились на пулеметы, стараясь прорваться в лес. Но хорошо работали наши пулеметчики. От стрельбы закипала вода в кожухах. Лишь одной группе в 7-8 человек удалось уйти в лес, а остальные 120 бандитов полегли от наших пуль.

В этом бою нами были взяты ценные сведения о расположении и вооружении бандитов, которые впоследствии принесли нам немало пользы. Пусть знают и помнят иудо-большевики, что казаки с ними будут беспощадны — это мы доказали и ещё докажем в будущих боях. Порукой тому — десятки казаков в нашем батальоне, награжденных медалью для восточных народов.

 

В. Иванов, В Сыпко».

613 казачий батальон, полевая почта 11278.

 

 

 

«В январе месяце сего года была очень холодная ночь, морозы. Наш батальон пошел выгонять бандитов из села Синяков. Так подошли умело, что бандиты даже не слышали, их захватили врасплох, мало кто ушел живым, а то всех почти уложил и взяли в плен. Я в то время работал за санитара, возил раненых казаков, и пришлось мне везти раненого партизана. Я вез его до штаба и вел с ним беседу, за что вы боретесь? Он говорит: за свободу и за советскую власть. Я спрашиваю: ты видел за 25 лет жизнь хорошую и свободу? Он говорит: нет, я работал в колхозе по 16 часов, плохо жил. Я ему сказал: я сейчас борюсь против «свободы» жидовской власти. Я сам тоже боролся в Красной армии, когда политруки-жиды большевики говорили, что немцы ходют голодные в армии, вшей много, грязные, все это говорили в армии политруки-жиды. А когда я ему сказал, что мы кушаем масло, конфеты, мед в немецкой армии, одеты и обуты хорошо и боремся против жидов и коммунистов и против колхозов, тогда он меня понял и сказал: да, правильно ты казак говоришь, я бы тоже пошел с вами бить иудо-большевиков и политруков. И на этом закончили с ним беседу, и доставил его в штаб.

Фисунов Николай, казак 2-ой сотни»

 

 

 

Заголовок моего стиха

 

Заиграло сердце в казацкой груди.

Вспомнили сейчас, как приходилось

переживать под еврейским игом 25 лет

и изнурять свою молодую казацкую кровь,

а сейчас закипело и заиграло наше

сердце в груди казацкой молодой.

Наша жизнь расцвела молодая,

и по-новому стали мы жить.

Большевизм мы сейчас разбиваем и

жыдов разобьем навсегда,

и бандитам, скрывшимся в болотах,

мы покой не дадим никогда.

Пусть попомнят жыды и бандиты,

что приходит их последняя пора,

разобьют казаки молодые,

разобьют их навечно, навсегда.

Сожмут свои крепкие руки

вместе с другом, освободивших народ,

и забьется наше горячее сердце

со всеми народами у священных

счастливых ворот.

Здравствуй, мать молодая Россия!

Здравствуй папа, брат и сестра. Я не вижу

вас, вы далеко, вы далеко у проклятого

врага. Скоро настанет тот час и то

счастье, мы которое вам принесем.

Заживем мы тогда щастливо и забудем

об этом о всем.

 

Казак 2-ой сотни Даниил Сердюков

2.7.1943 года.

 

 

источник: ГАРФ, ф. 5861, оп.1, д. 16, 17 и 39.

 

см. также: «Большевизмъ необходимо уничтожить любой цѣной …»