Послѣдній актъ нюренбергскаго позорища

 

65 лѣтъ назадъ въ ночь съ 15 на 16 октября 1946 года состоялся завершающій актъ отвратительнаго и циничнаго судилища, организованнаго въ Нюрнбергѣ Сталинымъ и его западными союзниками надъ военными и политическими руководителями Великогерманской Имперіи. Десятимѣсячный судебный фарсъ завершился физическимъ уничтоженіемъ  всѣхъ основныхъ участниковъ процесса, бездоказательно объявленныхъ «преступниками противъ мира и человѣчности».

Въ принципѣ расправиться съ побѣжденными можно было и безъ процесса, и Сталинъ, какъ и союзники, дали множество примѣровъ такихъ расправъ въ ходѣ войны. Но міровое іудейство, вдохновлявшее эту войну съ 1933 года и толкавшее въ нее одну страну за другой, маніакально жаждало удовлетворить свое чувство мести и требовало публичнаго издѣвательства и глумленія надъ побѣжденнымъ и беззащитнымъ врагомъ. Къ тому же надо было на кого-то свалить вину за развязываніе войны. И судебный процессъ-фарсъ начался.

Судить и казнить нѣмецкихъ «военныхъ преступниковъ» съѣхались подлинные преступники изъ Америки, Англіи и СССР. Совѣтскую делегацію возглавлялъ «самъ» тов. Вышинскiй, чья персона не нуждается въ комментаріяхъ. Въ помощники себѣ онъ избралъ такихъ отпѣтыхъ злодѣевъ, какъ Абакумовъ, Меркуловъ и Кобуловъ, позднѣе казненныхъ самими коммунистами за пытки и убійства подслѣдственныхъ «безъ разрѣшенія». Главнымъ обвинителемъ отъ СССР выступалъ прокуроръ Руденко, одинъ изъ организаторовъ массоваго террора на Украинѣ, а въ качествѣ судьи Сталинъ послалъ въ Нюрнбергъ товарища Никитченко, который заслужилъ довѣріе «отца народовъ» ещё во время Большого террора, вынося смертные приговоры сотнями и тысячами, въ томъ числѣ на знаменитомъ процессѣ Каменева-Зиновьева. Подъ стать совѣтскимъ, какъ сейчасъ принято выражаться, «работникамъ правоохранительныхъ органовъ» были и ихъ западные коллеги, среди которыхъ находились лица, виновныя въ депортаціи русскихъ и совѣтскихъ бѣженцевъ на расправу Сталину послѣ войны и въ организаціи концлагерей для американскихъ гражданъ японскаго происхожденія.

Идею трибунала надъ «фашистскими военными преступниками» первымъ придумалъ военный преступникъ Сталинъ, имѣвшій къ тому времени уже богатый опытъ всевозможныхъ фальшивыхъ «судовъ» и «трибуналовъ». Совѣтскій диктаторъ рѣшилъ, что подставной судъ надъ руководителями Германіи будетъ самымъ надежнымъ способомъ сокрытія чудовищныхъ военныхъ преступленій СССР и его плановъ по завоеванію всего міра. Рузвельтъ и Черчилль съ радостью подхватили эту сталинскую мысль, которая великолѣпно вписывалась въ ихъ безчеловѣчные замыслы о полномъ уничтоженіи Германіи, истребленіи значительной части ея населенія и передачѣ всѣхъ оставшихся въ живыхъ въ жидовскую кабалу.  «Судъ» долженъ былъ узаконить ликвидацію Германіи какъ великой державы, предрѣшенную союзниками независимо отъ того, кто стоитъ въ Германіи у власти, и какими способами -- «преступными» или «гуманными» -- Германія ведетъ войну. Вожакамъ «антигитлеровской коалиціи» показалось, что съ помощью «Международнаго трибунала» они добьются вожделѣнной мечты всѣхъ преступниковъ мира: представить себя жертвой, а свою жертву -- преступникомъ.

Ещё на Ялтинской конференціи Сталинъ съ Рузвельтомъ договорились осудить по упрощенной процедурѣ и казнить около пятидесяти тысячъ ведущихъ дѣятелей гитлеровской Германіи. Общее же количество репрессированныхъ предполагалось довести до десяти милліоновъ. Однако Черчилль оказался не готовъ на столь крутыя мѣры. Поэтому число «виновниковъ» было рѣшено опредѣлить на мѣстѣ въ Германіи, «по обстановкѣ». Въ концѣ концовъ, сошлись на первоначальныхъ ялтинскихъ цифрахъ, и лишь начало «холодной войны» спасло нѣмецкій народъ отъ опустошительнаго истребленія.

Техническая  сторона «трибунала» была цѣликомъ позаимствована у сталинской юстиціи, развѣ что адвокаты пользовались большей свободой слова. Независимость «суда» начисто отсутствовала, т.к. судьями и обвинителями были представители побѣдителей, которые буквально упивались своей вседозволенностью. Былъ заранѣе утвержденъ списокъ вопросовъ, не подлежащихъ обсужденію на «судѣ». Перекрестный допросъ свидѣтелей не допускался. Сами свидѣтели тщательно фильтровались судьями, и «неудобные» свидѣтели отводились безъ объясненія причинъ. Кромѣ того въ распоряженіи обвинителей имѣлся цѣлый штатъ профессіональныхъ лже-свидѣтелей изъ представителей іудейскаго племени, готовыхъ за плату «свидѣтельствовать» о чемъ угодно и противъ кого угодно. На предварительномъ слѣдствіи широко примѣнялись пытки и запугиваніе. Въ качествѣ «доказательствъ» помимо выбитыхъ силой «признаній» судъ принималъ любые слухи, сплетни и откровенныя фальшивки, экспертиза которыхъ не допускалась. Въ случаѣ какой-либо неувязки судьи просто затыкали ротъ обвиняемому или его защитнику. Ну, и наконецъ, всѣ подсудимые были признаны виновными ещё до начала процесса, что не давало никакой возможности назвать эту комедію судомъ. Лучше всего сущность происходящаго прояснилъ сталинскій судья товарищъ Никитченко, понимавшій «правосудіе» строго по-большевистски:

 

«Уже установлено, что нацистскіе лидеры являются преступниками. Весь смыслъ состоитъ въ томъ, чтобы обезпечить быстрое и справедливое наказаніе за преступленія…»

 

Однако по ряду причинъ быстраго наказанія не получилось, и акція растянулась почти на годъ. 

Въ теченіе десяти съ лишнимъ мѣсяцевъ на потребу падкой на зрѣлища и жаждущей мести еврейской «общественности», а также для одурачиванія совѣтскаго народа и возгрѣванія въ немъ ненависти къ «фашизму»  продолжалось это небывалое, попирающее всѣ нормы права и справедливости издѣвательское судилище надъ руководителями поверженнаго Третьяго Рейха. Міровой Кагалъ и кремлевскій людоѣдъ «судили» тѣхъ, кто посмѣлъ сопротивляться установленію ихъ мірового господства…

Это судебное позорище надо себѣ представить во всѣхъ подробностяхъ.

Надъ руинами германскихъ городовъ, превращенныхъ въ груды щебня варварскими воздушными атаками союзниковъ, надъ гекатомбами труповъ уничтоженнаго Дрездена, надъ пепломъ Хиросимы и Нагасаки звучали лицемѣрныя обвиненія Геринга въ бомбежкѣ Роттердама, гдѣ погибло 980 человѣкъ…

Уже прошли сталинскія депортаціи крымскихъ татаръ, поволжскихъ нѣмцевъ, ингушей, чеченцевъ; въ самомъ разгарѣ была операція по депортаціи нѣмцевъ изъ Восточной Пруссіи;  съ согласія союзниковъ изъ Силезiи, Судетъ, Померанiи, Познани навсегда изгонялось коренное десятимилліонное нѣмецкое населеніе, жившее тамъ столѣтіями, а обвинители въ Нюрнбергѣ не находили словъ негодованія противъ Заукеля и Шпеера, посмѣвшихъ въ ходѣ войны забирать и увозить въ Германію иностранцевъ на временныя работы…

Второй годъ по всей Германіи шелъ безпардонный и безостановочный грабежъ, товарищи Абакумовъ и Жуковъ гнали въ СССР отдѣльные вагоны и цѣлые эшелоны, набитые антикваромъ, цѣнными вещами и произведеніями искусства, а совѣтскій обвинитель въ Нюрнбергѣ съ дрожью въ голосѣ обвинялъ Розенберга въ присвоеніи двухъ десятковъ картинъ изъ совѣтскихъ музеевъ…

Счетъ изнасилованныхъ совѣтскими и союзными солдатами беззащитныхъ нѣмокъ пошелъ на третій милліонъ, но обвинители возмущались фельдмаршаломъ Кейтелемъ, издавшимъ приказъ разстрѣливать безъ суда вооруженныхъ совѣтскихъ и французскихъ партизанъ, большинство ихъ которыхъ были самыми обыкновенными бандитами…

Десятки тысячъ нѣмецкихъ бѣженцевъ, въ основномъ женщинъ и дѣтей, нашли свою смерть въ водахъ Балтійскаго моря въ результатѣ торпедныхъ атакъ бравыхъ совѣтскихъ подводниковъ, но англійскій обвинитель трясъ передъ «трибуналомъ» приказомъ адмирала Деница, запрещавшимъ командирамъ нѣмецкихъ подводныхъ лодокъ всплывать послѣ атаки на поверхность для спасенія тонущихъ англійскихъ моряковъ…

Всевозможные эренбурги, гроссманы, полевые и прочіе недочеловѣки продолжали, несмотря на окончаніе войны, истекать слюной расовой ненависти къ нѣмцамъ, публично требуя массовыхъ казней и убійствъ, не взирая на полъ и возрастъ, но «судъ» копался въ личной жизни Штрайхера и признавалъ его антисемитскія статьи 15-ти лѣтней давности «преступленіемъ противъ человѣчности»…

Въ лагеряхъ и тюрьмахъ СССР добивали послѣднихъ истинно-православныхъ священниковъ и епископовъ, тысячи православныхъ храмовъ были взорваны или представляли собой склады, клубы и отхожія мѣста, но обвиненіе требовало смертной казни судимому заочно «гонителю церкви» Борману, запрещавшему пасторамъ критиковать въ печати нацистскую партію…

США продолжали оставаться расистскимъ государствомъ,  проводившимъ политику сегрегаціи бѣлаго, чернаго и цвѣтного населенія; государствомъ, лишившимъ негровъ большинства гражданскихъ правъ, а индѣйцевъ загнавшимъ въ резерваціи, но американскій обвинитель съ паѳосомъ обличалъ расовые законы Третьяго Рейха, запрещавшіе браки между іудеями и христіанами…

Во Франціи не прекращались массовыя убійства и самосуды надъ такъ называемыми «коллабораціонистами» и членами ихъ семей, число жертвъ стремительно приближалось къ сотнѣ тысячъ человѣкъ, но французскаго обвинителя больше всего интересовало, почему нѣмецкая полиція не предотвратила гибели полутора десятка жидовъ отъ рукъ разъяренной толпы во время «Хрустальной ночи»…

И такъ далѣе до безконечности.

Судъ «доказалъ», что убійства въ Катыни были совершены нѣмцами; что Германія напала на СССР безъ объявленія войны; что нацисты дѣлали мыло изъ человѣческихъ труповъ, абажуры изъ человѣческой кожи и носки изъ человѣческихъ волосъ; что въ Освенцимѣ было истреблено 4 милліона человѣкъ; что въ Дахау заключенныхъ убивали газомъ, а въ Треблинкѣ паромъ; что нѣмцы четвертовали совѣтскихъ военноплѣнныхъ; что Гитлеръ хотѣлъ затопить Ленинградъ; что верховное командованіе Вермахта планировало бактеріологическую войну и кучу тому подобныхъ «неопровержимыхъ фактовъ», которые давнымъ-давно опровергнуты какъ самая настоящая ложь.

По абсурдности приговоровъ, по количеству процессуальныхъ нарушеній,  по числу фальшивокъ и лжесвидѣтельствъ, по степени лицемѣрія  и по уровню безстыдства  съ этимъ позорнымъ спектаклемъ могутъ сравниться развѣ что знаменитые сталинскіе процессы 30-х годовъ надъ «врагами народа».

Но всему на этомъ свѣтѣ бываетъ конецъ, пришелъ конецъ и нюрнбергскому судилищу. Къ осени 1946 года міровое еврейство, достаточно насладившись этимъ фарсомъ, стало отъ него уставать, а самихъ устроителей «трибунала» поджидали неотложныя дѣла: у Сталина на очереди стояла советизацiя Восточной Европы, у американцевъ -- iудаизацiя Европы Западной, а у англичанъ съ французами начались проблемы въ колоніяхъ.

Въ концѣ сентября «трибуналъ» закончилъ засѣданія. Въ своемъ заключительномъ словѣ кровожадный совѣтскій прокуроръ Руденко «во имя гуманизма» требовалъ смертной казни всѣмъ обвиняемымъ и признанія Вермахта преступной организаціей, что потенціально позволяло засадить за колючку все мужское населеніе Германіи. Но американскій жидо-масонскій «гуманизмъ» возобладалъ надъ совѣтскимъ пролетарскимъ «гуманизмомъ», и было рѣшено казнить лишь 11 обвиняемыхъ, а Вермахтъ пощадить.

1 октября былъ объявленъ приговоръ: Германъ Герингъ, Iоахимъ фонъ Риббентропъ,, Вильгельмъ Кейтель, Эрнстъ Кальтенбруннеръ, Альфредъ Розенбергъ, Гансъ Франкъ, Вильгельмъ Фрикъ, Юлiусъ Штрайхеръ, Фрицъ Заукель, Артуръ Зейсс-Инквартъ и Альфредъ Йодль -- къ смертной казни черезъ повѣшеніе; Рудольфъ Гессъ, Вальтеръ Функъ и Эрихъ Редеръ -- къ пожизненному заключенію; остальные къ различнымъ срокамъ тюрьмы. Для приданія видимости объективности судебнаго разбирательства трое обвиняемыхъ были оправданы. Риббентропъ явно убирался какъ нежелательный свидѣтель закулисы европейской политики, а Штрайхеръ за свое непримиримое обличеніе жидовства, что, какъ извѣстно, никогда не прощается. Ни въ чемъ не замѣшанный Гессъ отправлялся въ тюрьму по тѣмъ же причинамъ, что и Риббентропъ. Остальнымъ обвиняемымъ кое-какъ натянули различныя преступленія, которыя въ совокупности совершенно меркли на фонѣ преступленій, совершенныхъ Сталинымъ и его союзниками. 

За исключеніемъ Шпеера и Франка,  смирившихся со своей участью и согласившихся принять условія игры, остальные обвиняемые вели себя съ непоколебимымъ мужествомъ до самаго конца.

Герингъ сказалъ въ своемъ послѣднемъ словѣ:

 

«Побѣдитель всегда является судьей, а побѣжденный — осуждённымъ.

Послѣ того, какъ Соединенные Штаты проглотили Калифорнію и половину Мексики, а насъ лишили всего, расширеніе территоріи объявляется преступленіемъ. Что ж, такое происходитъ въ теченіе столѣтій и будетъ продолжаться въ дальнѣйшемъ.

Гитлеръ былъ нашимъ вождёмъ. Я бы не смогъ видѣть его стоящимъ передъ иностраннымъ судомъ. Ваши люди знали фюрера. Онъ бы первымъ поднялся и сказалъ: «Я отдавалъ приказы и потому беру на себя полную отвѣтственность». Но лично я предпочелъ бы умереть десять разъ, чѣмъ видѣть подобное униженіе германскаго лидера.

Смертный приговоръ ровнымъ счетомъ ничего не значитъ для меня. Я никогда не боялся смерти послѣ 12-лѣтняго возраста...

Я не признаю рѣшеніе этого судилища... Я продолжаю быть вѣрнымъ нашему фюреру... Массовыя убійства? Увѣряю васъ, что я и не помышлялъ о нихъ. Я лишь думалъ о томъ, что мы должны убрать евреевъ съ занимаемыхъ ими постовъ въ большомъ бизнесѣ и въ правительствѣ. И это всё. Но не забывайте, что именно евреи организовали жуткую кампанію противъ насъ по всему міру.

Мой народъ подвергался униженію и прежде. Лояльность и ненависть вновь объединятъ нѣмцевъ. Кто знаетъ, можетъ быть, въ этотъ моментъ уже появляется на свѣтъ человѣкъ, который отомститъ за наше униженіе? То, что печатаютъ газеты, контролируемыя американцами, не имѣетъ никакого значенія.

Я могу сказать только одно: въ Германіи мы имѣли демократію тогда, когда наши дѣла шли изъ рукъ вонъ плохо. Не заблуждайтесь въ данномъ вопросѣ. Наши люди знаютъ, что они стали жить лучше при Гитлерѣ. Не забывайте также, что Гитлеръ былъ для насъ больше, чѣмъ просто глава правительства.

Слѣдующее поколѣніе найдётъ своихъ собственныхъ лидеровъ, и они будутъ отстаивать наши національные интересы. Поэтому вы попридержите вашу мораль, ваше покаяніе и вашу демократію, — попытайтесь продать ихъ кому-нибудь другому, а не намъ!

Я радъ, что меня приговорили къ казни, а не къ пожизненному заключенію, ибо тѣхъ, кто сидитъ въ тюрьмѣ, никогда не производятъ въ мучениковъ».

 

Гессъ сказалъ:

 

«Мнѣ было дано право въ теченіе долгихъ лѣтъ моей жизни дѣйствовать въ условіяхъ, которыя нѣмецкій народъ породилъ на основѣ многовѣковой исторіи. Даже если бы я могъ, я не хотѣлъ бы исключать это время изъ своей жизни. Я счастливъ сознаніемъ, что выполнилъ свой долгъ въ качествѣ націоналъ-соціалиста, въ качествѣ вѣрнаго послѣдователя моего фюрера. Я ни о чемъ не сожалѣю. Если бы я опять стоялъ у начала моей дѣятельности, я опять-таки дѣйствовалъ бы такъ же, какъ дѣйствовалъ раньше, даже въ томъ случаѣ, если бы зналъ, что въ концѣ будетъ зажженъ костеръ, на которомъ я сгорю. Независимо отъ того, что дѣлаютъ люди, я въ настоящее время нахожусь передъ Судомъ всевышняго. Только передъ Нимъ я несу отвѣтственность и знаю, что онъ оправдаетъ меня.

Подождемъ лѣтъ двадцать. Германія поднимется вновь. Какой бы приговоръ не вынесло мнѣ это судилище, я буду признанъ невиновнымъ передъ ликомъ Христа.

Я готовъ повторить всё ещё разъ, даже если это означаетъ, что меня сожгутъ живьёмъ. Въ глазахъ исторіи временное пораженіе въ войнѣ — ничто. Невозможно помѣшать германской націи исполнить своё предназначеніе. Когда Америка и Россія истощатъ себя, придётъ время для Германіи возстать изъ пепла».

 

Iоахим фонъ Риббентропъ:

 

«Черезъ нѣсколько лѣтъ юристы всего міра отвергнутъ этотъ судъ. Вы не можете вести процессъ безъ соблюденія даже намёка на законность.

Я былъ, конечно, однимъ изъ вѣрнѣйшихъ его (Гитлера) послѣдователей. Фюреръ обладалъ необычайной притягивающей силой. Нельзя понять это, если никогда лично не встрѣчаться съ нимъ. Всѣ находились подъ вліяніемъ его обаянія. Во время подписанія Мюнхенскаго соглашенія Даладье и Чемберленъ испытали это на себѣ.

Неужели вы не въ состояніи ощутить огромной силы личности Гитлера? Не можете почувствовать, что онъ обладалъ способностью однимъ словомъ завоёвывать людей?..

Я всегда выступалъ за союзъ между Германіей и Россіей. Что касается Англіи, то она могла легко предотвратить войну. Если бы только сказала полякамъ, что они должны соблюдать миръ, то можно было бы избѣжать всей войны. Но Британія проводила свою давнюю политику балансированія въ Европѣ. Наши требованія были вполнѣ пріемлемыми. Стоило ли воевать изъ-за нихъ?

… Наша ошибка заключалась лишь въ томъ, что мы проиграли войну. Можно напомнить, что Америка использовала армію для подавленія оппозиціи 150 разъ за послѣднія 150 лѣтъ.

И вы проводили неограниченную войну на всёмъ Тихомъ океанѣ, къ которому Америка въ реальности имѣетъ весьма косвенное отношеніе. А когда мы взяли подъ свой протекторатъ Богемію и Моравiю, принадлежавшія Германіи тысячу лѣтъ, это было названо агрессіей!»

 

Генералъ-полковникъ Йодль:

 

«Мы не служили ни князю тьмы и ни преступнику, мы служили своему народу и Родинѣ…

И поэтому, какой бы приговоръ вы мнѣ ни вынесли, я покину этотъ залъ съ высоко поднятой головой, то есть такъ же, какъ я вошелъ сюда много мѣсяцевъ назадъ. Но того, кто назоветъ меня предателемъ почетныхъ традицій нѣмецкой арміи или кто станетъ утверждать, что я оставался на своемъ посту изъ эгоистическихъ, личныхъ соображеній, того я назову предателемъ истины.

Въ такой войнѣ, какъ эта, въ которой лавинами бомбъ или подъ обстрѣломъ штурмовиковъ были убиты сотни тысячъ женщинъ и дѣтей, въ которой партизаны примѣняли всѣ методы, казавшiеся имъ цѣлесообразными, любыя проводимыя отвѣтныя мѣропріятія … не признавались преступленіями противъ морали и совѣсти. Я вѣрю и признаю: долгъ передъ народомъ и Родиной стоитъ превыше всего. Исполнять его было для меня величайшей честью и закономъ».

 

Юлiус Штрайхеръ:

 

«Этотъ процессъ — тріумфъ мірового еврейства. Троѣ судей — евреи. Я не могъ убить жену и самого себя, когда мы были въ Тиролѣ въ концѣ войны. Я рѣшилъ, что долженъ нести свой крестъ.

Не я создалъ еврейскую проблему: она существовала вѣками до меня. Я видѣлъ, какъ евреи проникали во всѣ сферы германской жизни, и я сказалъ, что этому долженъ быть положенъ конецъ. Помимо того, если вы познакомитесь съ Талмудомъ, то поймёте, что христіанамъ надлежитъ принять мѣры для защиты отъ евреевъ...»

 

 

Поучительно сопоставить эти мужественныя слова съ тѣмъ, что говорили въ аналогичной ситуаціи передъ лицомъ неминуемой смерти представители пресловутой «ленинской гвардіи».

 

Пятаковъ:

«Я слишкомъ остро сознаю свои преступленія, и я не смѣю просить у васъ снисхожденія. Я не рѣшаюсь просить у васъ даже пощады. Черезъ нѣсколько часовъ вы вынесете вашъ приговоръ. И вотъ я стою передъ вами въ грязи, раздавленный своими собственными преступленіями, лишенный всего по своей собственной винѣ...»

Радекъ:

«Послѣ того, какъ я призналъ виновность въ измѣнѣ родинѣ, всякая возможность защитительныхъ рѣчей исключена. Нѣтъ такихъ аргументовъ, которыми взрослый человѣкъ, не лишенный сознательности, могъ бы защитить измѣну родинѣ… Мы, и я въ томъ числѣ, не можемъ требовать никакого снисхожденія, не имѣемъ никакого на это права»

Крестинскiй:

«Мои преступленія передъ родиной и революціей безмѣрны, и я приму, какъ вполнѣ заслуженный, любой вашъ, самый суровый приговоръ. Я прошу васъ, граждане судьи, при вынесеніи приговора учесть, что я самъ, добровольно, безъ предъявленія мнѣ очныхъ ставокъ и другихъ изобличающихъ матеріаловъ, откровенно и до конца разсказалъ о своей преступной дѣятельности. Я прошу васъ повѣрить мнѣ, … что я за эти девять мѣсяцевъ кореннымъ образомъ измѣнился, и, пощадивъ мнѣ жизнь, дать мнѣ возможность въ любой формѣ хотя бы частично искупить мои тяжелыя преступленія».

Рыковъ:

«Я хочу, чтобы, во-первыхъ, мои бывшіе единомышленники знали, что я всѣхъ, кто сохранился на моей памяти, какъ это принято выражаться въ подпольѣ, выдалъ, всѣхъ разоблачилъ. Я хочу, чтобы тѣ, кто еще не разоблаченъ и не разоружился, чтобы они немедленно и открыто это сдѣлали… Въ этомъ разоруженіи у нихъ единственное спасеніе. Единственное спасеніе, единственный выходъ ихъ заключается въ томъ, чтобы помочь партіи, помочь правительству разоблачить и ликвидировать остатки, охвостья контрреволюціонной организаціи».

Раковскiй:

«Я разсказалъ все, что мною было совершено, не скрывъ и не утаивъ ни одного факта. Я считаю, что это есть доказательство того, что я передъ вами полностью и цѣликомъ обнажился, полностью и цѣликомъ себя разоблачилъ. Я вамъ сказалъ все, что я зналъ, я все разсказалъ, ничего не скрылъ, ничего не утаилъ, я глубоко и искренне раскаиваюсь и прошу дать мнѣ возможность хотя бы самымъ скромнымъ трудомъ въ любой обстановкѣ искупить хотя бы ничтожную часть моей вины».

Бухаринъ:

«Чудовищность моихъ преступленій безмѣрна, особенно на новомъ этапѣ борьбы СССР. Пусть этотъ процессъ будетъ послѣднимъ тягчайшимъ урокомъ, и пусть всѣмъ будетъ видна великая мощь СССР, пусть всѣмъ будетъ видно... мудрое руководство страной, которое обезпечено Сталинымъ».

Ягода:

«Я былъ руководителемъ величайшихъ строекъ-каналовъ. Я не смѣю просить пойти работать туда хотя бы въ качествѣ исполняющаго самыя тяжелыя работы… Я бы не смѣлъ просить о пощадѣ, если бы не зналъ, что данный процессъ является апоѳеозомъ разгрома контрреволюціи, что страна уничтожила всѣ очаги контрреволюціи и Совѣтская страна выиграла, разбила контрреволюцію наголову».

Розенгольцъ:

 «Я хочу, чтобы вы мнѣ повѣрили, повѣрили въ искренность произносимыхъ мною сейчасъ словъ. Я говорю: да здравствуетъ, процвѣтаетъ, укрѣпляется, великій, могучій, прекрасный Союзъ Совѣтскихъ Соціалистическихъ Республикъ, идущій отъ одной побѣды къ другой, надъ которымъ сіяетъ прекрасное солнце соціализма! Да здравствуетъ большевистская партія съ лучшими традиціями энтузіазма, геройства, самопожертвованія, какія только могутъ быть въ мірѣ, подъ руководствомъ Сталина! Да здравствуетъ коммунизмъ во всемъ мірѣ!»

 

Послѣ вынесенія приговора Герингъ, Кейтель и Йодль просили замѣнить смертную казнь черезъ повѣшеніе на разстрѣлъ на томъ основаніи, что они солдаты, а не разбойники. Но понятіе солдатской чести разбойничьему «трибуналу» было не вѣдомо, и въ просьбѣ этой имъ отказали.

Казнь планировалась въ видѣ своеобразнаго малаго Пурима - извѣстнаго жидовскаго праздника въ память расправы іудеевъ со своимъ главнымъ врагомъ Аманомъ, его десятью сыновьями и съ 75 000 персами, «мыслящими недоброе объ іудеяхъ». Какъ извѣстно изъ Книги Эсфири, Аманъ и его десять сыновей были именно повѣшены (по ветхозавѣтному слову: «Проклятъ всякъ висящій на древѣ»). Видимо, изъ книги Эсфири iудео-масонскій «трибуналъ» рѣшилъ взять и итоговое число казнимыхъ на  висѣлицѣ -- ровно  одиннадцать.

Для осуществленія казни американцы выдѣлили своего штатнаго армейскаго палача сержанта Вудса. Это былъ законченный садистъ, смотрѣвшій на свою работу не какъ на неизбѣжное зло, а какъ на своего рода развлеченіе. Пять лѣтъ спустя послѣ Нюрнберга Богъ покаралъ этого негодяя -- Вудсъ былъ убитъ токомъ, когда провѣрялъ работоспособность электрическаго стула передъ очередной казнью.

«Малый Пуримъ» долженъ была состояться въ ночь съ 15 на 16 октября.  Однако праздничное настроеніе оказалось подпорчено поступкомъ Рейхсмаршала Германа Геринга, который уже на краю могилы сумѣлъ-таки нанести своимъ врагамъ послѣдній ударъ.  Не желая дѣлать изъ своей смерти цирковое представленіе, онъ лишилъ своихъ палачей этого удовольствія и убилъ себя самъ, принявъ въ камерѣ капсулу съ ядомъ. Предсмертная записка Рейхсмаршала гласила: «Фельдмаршаловъ не вѣшаютъ, они уходятъ сами».

Имѣетъ смыслъ привести ещё одно предсмертное письмо Геринга, адресованное своему священнику:

 

«Дорогой пасторъ Тереке!

Простите меня, но мнѣ пришлось сдѣлать это по политическимъ причинамъ. Я долго молился моему Богу и чувствую, что поступаю правильно (разстрѣлять меня я бы имъ позволилъ). Пожалуйста, утѣшьте мою жену и передайте ей, что это не было всего лишь обычнымъ самоубійствомъ, и что она можетъ быть спокойна по поводу того, что Богъ не лишитъ меня за это своей великой милости.

Да защититъ Господь моихъ любимыхъ и близкихъ!

Да пребудетъ съ вами, дорогой пасторъ, благословеніе божіе во вѣки вѣчные.

Вашъ Германъ Герингъ».

 

Послѣ самоубійства Геринга остальныхъ приговоренныхъ заковали въ наручники и держали ихъ такъ до самой казни. Экзекуція началась ровно въ полночь. Помимо положенныхъ въ такихъ случаяхъ священника, палачей и врача поглазѣть на казнь и насладиться мученіями казнимыхъ пришло ещё около сорока человѣкъ. На эшафотѣ разрѣшалось сказать послѣднее слово.  Розенбергъ демонстративно отказался что-либо говорить.

Первымъ казнили Риббентропа. Онъ сказалъ: «Господи, храни Германію! Пощади мою душу!»

Затѣмъ настала очередь Кейтеля, который сказалъ: «Я молю Всемогущаго Господа сжалиться надъ нѣмецкимъ народомъ. Болѣе двухъ милліоновъ нѣмецкихъ солдатъ до меня пали за свою Родину. Я иду за своими сыновьями. Все для Германіи!»

Кальтенбруннеръ: «Германія! Будь счастлива!»

Франкъ: «Прошу Всевышняго, чтобы онъ милостиво принялъ меня къ себѣ».

Фрикъ: «Да здравствуетъ великая Германія!»

Штрайхеръ: «Хайль Гитлеръ! Нынче у насъ тутъ веселый іудейскій праздникъ! Но все же это мой Пуримъ, а не вашъ! Настанетъ день, когда большевики перевѣшаютъ многихъ изъ васъ! А я ухожу - къ Богу!».

Заукель: «Боже, храни мою семью!»

Йодль: «Благословляю тебя, моя Германія!»

Зейсъ-Инквартъ: «Я вѣрю въ Германію».

 

Державы-палачи оффицiально объявили, что повѣшенные въ Нюрнбергѣ будутъ кремированы въ «тайномъ мѣстѣ», а «пепелъ будетъ развѣянъ по вѣтру». Годомъ позже нѣмецкія газеты сообщили, что трупы изъ Нюрнберга были доставлены для сожженія въ Мюнхенскій крематорій, а ихъ пепелъ былъ высыпанъ въ рѣку Изаръ.

Едва ли найдется во всей исторіи христіанской цивилизаціи что-то подобное тому оскверненію закона, права и морали, которое произошло въ Нюрнбергѣ. Даже большевицкое «правосудіе» кажется менѣе отвратительнымъ, ибо оно всегда утверждало, что руководствуется не правомъ и «буржуазной моралью», а «революціоннымъ правосознаніемъ», «революціонной необходимостью», «исторической цѣлесообразностью». Здѣсь же при соблюденіи юридической формы классическаго правосудія и громогласныхъ заявленіяхъ о «справедливости», «правѣ» и «гуманизмѣ» совершалось самое обыкновенное беззаконіе и физическая ликвидація  побѣжденныхъ побѣдителями.

У насъ нѣтъ никакого сомнѣнія въ томъ, что въ будущей національной Россіи всѣ постановленія позорнаго нюренбергскаго судилища будутъ признаны юридически ничтожными, организаторы этого судебнаго убійства будутъ оффицiально осуждены, а дѣло по выявленію и наказанію подлинныхъ виновниковъ Второй Мiровой войны будетъ доведено до своего логическаго и на этотъ разъ справедливаго конца.

 

А. Кузнецовъ,

Москва