ГЛАВНАЯ О САЙТЕ НАШЪ МАНИФЕСТЪ НАШИ ДНИ ВѢРУЕМЪ И ИСПОВѢДУЕМЪ МУЗЫКА АЛЬБОМЫ ССЫЛКИ КОНТАКТЪ
Сегодня   11 СЕНТЯБРЯ (29 АВГУСТА по ст.ст.) 2024 года
Усекновение главы Иоанна Предтечи

Два эпизода из войны 1812 года






 

                      

 

              Великая Отечественная Война 1812 года

 

 

 

И. Т. Калашников (1797 – 1863)

Москва, 1841г.

                                                         АВТОМАТ

                                                           (0трывок)

 

... Счастливо отделавшись от нападения французов ,Евгений должен был спасаться от пожара и поспешно вышел за ворота. По обеим сторонам улицы домы, объятые огнём в безконечной перспективе, дышали пламенем из окон и дверей или извергали огненные потоки сквозь провалившиеся кровли: страшная иллюминация, приготовленная для встречи всемiрного завоевателя! Евгений с величайшей опасностью должен был пробираться среди пылающих зданий. Чем далее проходил он, тем картина делалась ужаснее: пламенные вихри рвали кровли с домов, кресты с храмов Божьих. Раскалённые металлы текли лавою по улицам. Но венцом ужасов и гибели были злодейства неистовых неприятелей. Пьяные и освирепевшие, они грабили дома, стреляли в окна, всё разрушали и похищали, убивали отцов и мужей, безчестили дочерей и жён. Поражённый ужасом, раздираемый жалостию, пылающий мщением, Евгений забыл свою болезнь и страдал только за погибающих соотечественников. Зрелище общего бедствия, убийства и насилия затушили в нём чувства собственной безопасности. Евгений спешил, не думая сам, куда идёт. В таком положении души он приблизился к каменному мосту. Пронзительный, раздирающий сердце крик поразил его слух. Евгений бросился на мост, где убелённый сединами священник защищал против двух злодеев двух молодых и прекрасных девушек.

Кровь лилась с его чела, но готовый пасть, он ещё употреблял последние усилия, чтобы удержать извергов. «Любезные дети мои! – вопил старик. Я думаю; спасайте свою честь; о жизни забудьте!» Девушки в отчаянии бросились на разбойников, стараясь помочь отцу, но одним движением руки одного из них  были с силою отброшены.

- Боже наш! Боже наш! – вопили несчастные исступлённым голосом. – Что нам делать!

- Умереть! – вскричал отец, впившись судорожно сжатыми руками в лицо одного из злодеев.

- Да что с ним возиться! – вскричал его товарищ, выхватив саблю из ножен и ударив ею по рукам священника. – Так будет скорее.

Обе руки старца отлетели от туловища; он упал на мост; но едва сохраняя признаки жизни, ещё обратил глаза на погибающих детей. Их уже на мосту не было: видя гибель отца, они с воплем бросились в реку. «Благодарю тебя Боже! – прошептал старик. – Честь детей моих спасена: я умираю спокойно!

Евгений слышал последние слова страдальца: помощь была уже поздна. В исступлении гнева и мщения юный воин в мгновение ока бросился на одного из французов, выхватил у него саблю и раздвоил ему голову; другой бежал: трусость нераздельна со злодейством...  

 

 

 

Р. Ф. Зотов (1795-1871)

 

            ДВА  БРАТА,  ИЛИ  МОСКВА  В 1812  ГОДУ.

                                             (ОТРЫВОК)

 

... Настоятель призвал свою братию и сказал ей:

- Теперь начнут нас притеснять всеми силами, братья мои, и, следственно, теперь только начнётся исполнение наших обязанностей. Страдать за веру и отечество – первый наш долг. Мы не будем нарушать воли победителей, не будем вызывать на себя без пользы их гнев и мщение; но буем молиться и терпеть.

Полковник, с своей стороны, спешил принять все меры к строгому исполнению воли своего Императора (Наполеона). Часовые были поставлены у дверей жилища братии, а когда началась вечерня, то и в самой церкви между прихожанами и алтарём расставлена была цепь часовых, которые, разумеется, безпрестанно говорили между собой, смеялись и нарушали Божественную службу.

На другое утро московские жители принесли монахам сьестных припасов, и тут произошли, разумеется, ссоры и неудовольствия. Только через руки часовых могли перейти эти припасы, и большею частью оставались у них. Когда же москвичи, видя этот грабёж, хотели унести назад свои припасы, то французы отняли у них всё.

Пустынник пошёл к полковнику и, объясняя ему всё происшедшее, спросил у него, нет ли, может быть, приказания Императора, чтоб уморить всю обитель с голода.

Насмешливо взглянул на него полковник и сказал, что хотя Император и не давал подобных приказаний, но что ему очень мало нужды до продовольствия русских монахов. А как главная забота  каждого начальника состоит в продовольствии своих солдат. То очень естественного с его стороны, что он будет брать припасы везде, где ему попадутся.

Пустынник не отвечав ни слова, пошёл к настоятелю. Тот собрал свою братию и объявил им о замысле врагов.

- Теперь, друзья мои, делать больше нечего, - сказал он им. – Вы должны все оставить монастырь. Я каждому из вас дам свидетельство, что только голодная смерть принудила вас покинуть свою обитель, и вы везде будете приняты... до тех пор пока Господь освободит от врагов Святую Русь, и нашу обитель.

Все приступили к нему, чтоб и он с ними удалился.

- Нет, дети мои! – с печальною твёрдостью отвечал он. – Чувствую, что мне и без того не долго жить... Что же значит несколько дней раньше? Нет! Я остаюсь! Но вы должны в последний раз повиноваться моей воле. Вы должны удалиться. Завтра священный день коронования нашего августейшего Монарха. Совершив соборно последнюю Литургию, проведём весь день в молитве о спасении Царя и Святой Руси, а ночью вы уйдёте через подземный ход.

Все принуждены были повиноваться. Один пустынник, а за ним вместе и Саша решительно объявили, что не оставят настоятеля. Никто из них и не воображал, что неожиданное событие разрушит все их распоряжения.

Поутру большой колокол созвал всех прихожан к обедне.

Они пришли с многочисленною толпою. Зная, что в тот день нет никакого праздника, они догадались, что звон большого колокола означает что-нибудь особенное. Вскоре в церкви сделалась большая теснота, и французские часовые только ударами сабель могли удержать народ. Они потребовали себе подкрепление, но как полковник в это самое время уехал по делам службы к дивизионному генералу, то старший по нём и велел занять всю ширину церкви плотною шеренгою солдат.

Началась обедня, и больной настоятель, поддерживаемый братиею, громогласно объявил народу, что это последняя служба, потому что неприятели решилисьих уморить голодною смертью, если братия останется в монастыре, и в эту же ночь все удалятся отсюда. От этих слов произошёл в народе сильный ропот и волнение. Часовые догадались, что настоятель говорил не молитвы, и тоже зашумели, требуя, чтоб он не смел обращаться к народу. А чтоб понимать речи его, солдаты потребовали себе молодого офицера из варшавского легиона, недавно прикомандированного и исправлявшего везде должность переводчика. Тот явился и , будучи очень недоволен своим назначением, сел спиною к алтарю. Между тем обедня продолжалась, но шум и безпорядок ежеминутно возрастали. Солдаты, зная, что строгого их полковника нет дома, нагло смеялись над пением и обрядами и заставляли поминутно варшавского офицера переводить возгласы настоятеля. Народ же, видя это кощунство и наглость, волновался и шумел с своей стороны.

Наступала священная минута выноса. Настоятель возгласил августейшее имя Государя Императора. И этою минутою враги воспользовались, чтоб оскорбить святыню и народ. Услыша наименование Александра Павловича, они вдруг громогласно потребовали, чтоб настоятель возгласил имена Наполеона и супруги его с сыном. Настоятель, не обращая внимания на дерзкие их вопли, продолжал свои возгласы и , окончив, хотел удалиться в царские врата, но несколько солдат выскочили из рядов и остановили его. Приставя сабли к груди и повернув его опять к народу, они потребовали, чтоб он непременно возгласил Наполеона. Народ взволновался, и шеренга французов принуждена была повернуться к нему, выставя острия сабель. Произошёл ужаснейший крик и смятение. Над головою настоятеля блеснуло уже несколько сабель, офицер объявил ему, чтоб он для спасения жизни своей поспешил возгласить Наполеона. Тогда настоятель Гавриил поднял священный сосуд над головою, а другую руку простёр вперёд, требуя всеобщего молчания.

Все мгновенно повиновались.

- Дузья и дети мои! – воскликнул тогда к народу больной архипастырь. – Помолитесь Господу о мне грешном. Я же под остриями вражеских сабель возглашаю вместе с вами и со всею Россiею: Здравие и долгоденствие благоверному и великому Государю нашему Императору Александру Павловичу и всему его августейшему Дому. Спасение и победу православному нашему воинству и святой вере над дерзким пришельцем! Смерть и проклятие врагам Святой Руси!...

Это было его последним словом. Несколько сабель блеснули и вонзились в великодушного старца. С судорожным стоном опустил он СвятуюЧашу, крепко прижал Её к устам своим и к груди и тихо опустился на землю. Удары продолжали на него сыпаться и вскоре прекратили жизнь его и страдания. При последнем своём вздохе открыл он глаза, умирающею рукою благословил беснующуюся толпу убийц своих и тихо прошептал:

- Господи! Прости им ! не ведают бо, что творят.

Убийство настоятеля было сигналом всеобщей ярости. Безоружная толпа с криком кинулась на убийц и началась рукопашная свалка. Несколько солдат бросились было из церкви, чтоб позвать своих товарищей, но народ успел уже запереть все двери, и тогда злодеям оставалось только дорого продать свою жизнь...

 

Рассказ об этом поступке был напечатан в журнале «Сын Отечества», 1813года. В основу положен подлинный факт героического поведения настоятеля Сретенского монастыря.

«Два брата, или Москва в 1812 году». Впервые – отдельным изданием (М., 1850). Печ. по изд.: Зотов Р. М. «Два брата или Москва в 1812году». Спб.1903 г.


Рейтинг@Mail.ru