Борисъ Ширяевъ. «Ставрополь-Берлинъ». Часть II

Мы продолжаемъ публикацiю воспоминаній русскаго писателя Бориса Ширяева, бывшаго непосредственнымъ свидѣтелемъ нѣмецкой оккупаціи Сѣвернаго Кавказа, а затѣмъ отступавшаго съ Германской Арміей до самаго Берлина и въ итогѣ ушедшаго на Западъ черезъ Италію. Свои замѣтки подъ псевдонимомъ Алексѣя Алымова онъ публиковалъ въ нѣсколькихъ номерахъ журнала «Часовой» за 1949 и 1950 года, а четыре года спустя издалъ на эту же тему романъ «Кудеяровъ дубъ», гдѣ свои впечатлѣнія и чувства выразилъ уже въ художественной формѣ.

Воспоминанія эти полностью опровергаютъ и разрушаютъ бредовую миѳологію «отечественной войны», сочиненную въ сатанинскомъ экстазѣ лживыми красными пропагандистами, продажными «историками», «очевидцами» съ сожженной совѣстью и прочими совѣтскими выродками. Со страницъ этихъ воспоминаній намъ открывается взглядъ на событія истиннаго Русскаго человѣка и истинно-православнаго христіанина, сопоставляя который со своими собственными взглядами, каждый изъ насъ можетъ еще разъ провѣрить какъ свою русскость, такъ и свою православность.

Конечно, повѣствованіе Ширяева, какъ и вообще всякія воспоминанія, несетъ въ себѣ элементъ субъективности. Наиболѣе цѣнно въ нихъ то, что Борисъ Ширяевъ видѣлъ собственными глазами, не замутненными совковой ложью, и пережилъ своимъ сердцемъ, бьющимся въ унисонъ съ сердцемъ всей національной Россіи. Меньшаго довѣрія заслуживаютъ тѣ мѣста его очерковъ, гдѣ Ширяевъ пересказываетъ событія, свидѣтелемъ которыхъ онъ самъ не былъ, и даетъ оцѣнки явленіямъ, съ которыми онъ лично незнакомъ или малознакомъ.

Это касается въ первую очередь крайне негативнаго его отношенія къ дѣятельности Министерства Восточныхъ территорій Альфреда Розенберга, которую онъ самъ могъ наблюдать лишь изрѣдка (т.к. пребывалъ все время въ армейской зонѣ оккупаціи) и судилъ о ней большей частью по разсказамъ нѣмецкихъ военныхъ, которые въ силу извѣстной непріязни фронтовиковъ къ тыловикамъ давали дѣятельности Розенберга и его подчиненныхъ далеко не лестныя оцѣнки. Въ этомъ отношеніи воспоминанія Бориса Ширяева грѣшатъ противъ исторической правды. Розенбергъ уже однимъ своимъ указомъ «О свободѣ Церкви» заслуживаетъ безусловнаго уваженія со стороны Русскихъ людей, ибо такой свободы въ исповѣданіи Православной Вѣры, какая была при нѣмцахъ, русскіе истинно-православные христіане не имѣли за все время существованія Совка, какъ не имѣютъ его донынѣ и въ РФ.

Наконецъ, мѣстами Борисъ Ширяевъ повторяетъ и просто глупѣйшіе слухи, вродѣ сказокъ о «газовыхъ камерахъ» для евреевъ, но это можно объяснить тѣмъ, что въ послѣвоенныхъ условіяхъ разнузданной антигерманской и антигитлеровской истеріи разобраться и отличать правду отъ лжи было крайне трудно, особенно безправному русскому эмигранту.

Въ остальномъ же воспоминанія Бориса Ширяева представляютъ собой исключительно цѣнное свидѣтельство, и мы рады познакомить съ нимъ нашихъ читателей, еще не до конца освободившихся отъ послѣдствій зомбированія пропагандистскими бреднями о «Великой Побѣдѣ», «защитѣ Родины», «фашистскихъ звѣрствахъ», «истребленіи мирныхъ совѣтскихъ гражданъ» и прочихъ «ужасахъ нѣмецкой оккупаціи».

Редакція сайта «Сила и Слава».

(Главы I-III см. здѣсь)

IV. ЗЛОВѢЩАЯ ТѢНЬ РОЗЕНБЕРГА.

Не превышавшая численностью четырехъ дивизій ударная группа германской арміи, прорвавшаяся на сѣверный Кавказъ черезъ Сальскiя степи и Ставропольѣ, въ теченіе августа 42 г. быстро растекалась въ трехъ направленіяхъ: на западъ, черезъ Краснодаръ къ Новороссійску, на востокъ, къ Буденновску (Св. Кресту) и Грозному, а небольшія соединенія горной пѣхоты «Эдельвейсъ» и мотоциклистовъ, почти не встрѣчая сопротивленія заняли Пятигорскъ и районъ Минеральныхъ Водъ. По свойственной нѣмцамъ страсти къ военнымъ эффектамъ, отрядъ отборныхъ альпинистовъ поднялся на Эльбрусъ и водрузилъ флагъ со свастикой на его снѣжной вершинѣ.

— Наше знамя реетъ надъ высочайшей горой Кавказа, — гордо сообщала сводка германскаго гл. штаба. Нѣмцы на Фридрихштрассѣ и Унтеръ денъ Линденъ, вѣроятно, съ упоеніемъ читали и перечитывали эту телеграмму. Русскіе на Кавказѣ посмѣивались: здѣсь всѣ знали, что у красныхъ на Эльбрусѣ была лишь высокогорная метеорологическая станція съ тремя сотрудниками, да полуразвалившійся сарай для ночевки туристовъ. Зато многое говорили имъ другіе факты, тѣ, которыхъ нѣмцы не поняли, не оцѣнили и не использовали.

Кисловодскъ былъ брошенъ красными, за два дня до прихода туда нѣмцевъ и послѣдніе бѣженцы-коммунисты покидали его уже подъ напоромъ спустившихся съ горъ партизанъ-карачаевцевъ. Эти же партизаны подъ начальствомъ молодого карачаевца доктора С-ва поддерживали въ городѣ порядокъ вплоть до прибытія нѣмецкихъ мотоциклистовъ. Никакихъ проявленій національной вражды, чего боялись многіе городскіе жители, со стороны горцевъ не было. Наоборотъ русская и горская молодежь въ первый же день по уходѣ красныхъ дружно разгромила многочисленные памятники вождямъ всѣхъ ранговъ, украшавшіе паркъ и курзалъ, а взрослое населеніе, особенно женщины, столь же единодушно растаскивали роскошную отдѣлку и утварь комиссарскихъ домовъ отдыха. Здѣсь добра всѣмъ хватало. Изъ шелка оконныхъ драпировокъ и бархата занавѣсовъ «интимныхъ» внутреннихъ театровъ сшили себѣ платье чуть не всѣ кисловодскія дѣвицы.

Жизнь «домовъ отдыха для отвѣтственныхъ работниковъ» до того времени тщательно закрытая отъ глазъ населенія высокими стѣнами и цѣпью охраны, обнажилась передъ глазами изголодавшихся людей. Пятигорская новая, свободная газета даже напечатала интервью повара одного изъ этихъ домовъ, спеціалиста по приготовленію форелей доставлявшихся туда въ особыхъ автобассейнахъ.

Но это были мелочи, будировавшія лишь обывательскія проявленія ненависти къ насильникамъ и грабителямъ, на фонѣ непримиримой ненависти къ большевикамъ, которая накопилась въ душахъ кавказцевъ всѣхъ націй и народностей. Въ горныхъ тѣснинахъ глухо рокотали раскаты великаго, справедливаго гнѣва...

Стихійное возникновеніе антисовѣтскихъ партизанскихъ отрядовъ началось почти во всѣхъ прилегавшихъ къ фронту районахъ. Особенно энергично развивалось оно въ Чечнѣ, Дагестанѣ и Ингушетiи. Въ эти отряды вливалось много бойцовъ и даже командировъ разбитыхъ красныхъ частей. Въ Нальчикѣ при приближеніи нѣмцевъ вспыхнулъ удачный для возставшихъ военный бунтъ. Перебивъ политруковъ, болѣе двухъ тысячъ красноармейцевъ перешли фронтъ съ оружіемъ въ рукахъ. Глухо волновалась даже состоявшая подъ особымъ покровительствомъ диктатора, родная ему Грузія, несмотря на то, что она всегда обильно снабжалась промтоварами, и коллективизація, сплошная для прочихъ частей СССР, достигла тамъ всего 57%. Тѣмъ не менѣе, военно-грузинская дорога въ августѣ, сентябрѣ и октябрѣ 42 г. подвергалась безпрерывнымъ ударамъ со стороны засѣвшихъ въ горахъ отрядовъ, и красные передвигались по ней лишь крупными эшелонами подъ охраной танковъ и броневиковъ. Значительныя силы антисовѣтскихъ грузинскихъ партизанъ накапливались въ лѣсахъ Боржома и окрестностяхъ Сухума. Позже, когда надежда на вторженіе нѣмцевъ въ Закавказьѣ была уже потеряна, часть этихъ партизанъ, около трехъ тысячъ человѣкъ все же вышла мелкими партіями на оккупированную территорію, пробравшись черезъ Архызъ и Красную Поляну, причемъ въ числѣ вышедшихъ было нѣсколько высшихъ грузинскихъ партійцевъ и даже членъ ЦК компартіи Грузіи. Иниціаторомъ и душой этого характернаго для тогдашнихъ настроеній Кавказа эпизода былъ старый подпольщикъ, три раза бѣжавшій изъ когтей большевиковъ и приговоренный ими къ смертной казни инженеръ Гар-дзе.

Осенью 42 г., когда съ приходомъ нѣмцевъ на Кавказъ, его народы были убѣждены въ томъ, что ненавистному коммунизму пришелъ конецъ, что душившая ихъ петля порвана, отдѣльныя искры россійскаго «резистанса» (истинно россійскаго, а не такого въ которомъ русскіе по фамиліямъ Ступницкiе и Говоровы играли болѣе чѣмъ сомнительную роль) вспыхивали повсемѣстно: въ Осетіи, въ Черкессiи, Аваріи, Микаянъ-Шахае, Баталпашинскѣ, Нальчикѣ...

Раздуть и слить ихъ въ одинъ мощный очагъ, зажечь пламенемъ антисовѣтской борьбы весь Кавказъ, казалось бы, было прямой задачей германскаго командованія... но оно не сдѣлало этого.

Берлинъ, опьяненный легкими побѣдами надъ не желавшими сражаться, деморализованными частями красной арміи, приписывалъ ихъ всецѣло своей стратегіи. Берлинъ, именно онъ, откуда нависала надъ Кавказомъ мрачная тѣнь Альфреда Розенберга. Тамъ, несмотря на всѣ завѣренія фронта, не хотѣли понять того, что порывы горскихъ народовъ Кавказа были антисовѣтскими, но не антирусскими, что эти народы стремились не къ самостійности, но къ единенію съ Россіей... а это не входило въ фантастическіе планы «мифотворцевъ XX вѣка».

— Дайте возможность сплотиться и драться съ общимъ врагомъ здѣсь, на своей землѣ и за свою землю. — Взывалъ Кавказъ, въ горахъ котораго до 1936 г. не прекращалась упорная вооруженная борьба съ поработителями.

Нѣмцы охотно принимали повстанцевъ и перебѣжчиковъ и отправляли ихъ вглубь Германіи для формированія, а оттуда въ Грецію, въ Боснію, Италію и даже на Атлантическій валъ... Одинъ изъ такихъ батальоновъ былъ въ числѣ послѣднихъ защитниковъ Ля Рошели и своей стойкостью изумилъ американцевъ, наивно предложившихъ ему «отправку на Родину» по капитуляціи. Тенденція розенберговской клики (вопреки требованіямъ командованiя кавказской армейской группы) направить антибольшевицкое освободительное движеніе народовъ Кавказа въ антирусское русло, поднять зеленое знамя Газавата временъ Шамиля, дали обратный результатъ. Начиная съ ноября 42 г. партизанское движеніе горцевъ стало затихать, а между тѣмъ, если бы къ этому времени пожаръ на Кавказѣ разгорѣлся и была бы перерѣзана стратегическая «нефтяная» жел. дор. линія Баку-Астрахань, то сталинградская битва приняла бы, несомнѣнно, иныя фазы... и это было вполнѣ возможно...

Несостоятельность ставки на сепаратизмъ, ея фантастика для народовъ Кавказа обнаружилась съ особой яркостью въ послѣдовавшіе военные годы. Несмотря на агитацію издававшейся въ Берлинѣ шовинистической газеты «Газаватъ», несмотря на организацію цѣлаго ряда «восточныхъ національныхъ комитетовъ» и энергичную поддержку ихъ Розенбергомъ (при отсутствіи русскаго комитета), командующему добровольческими формированіями ген. Кестрингу все же пришлось «уступить» національные восточные (кавказскіе и среднеазіатскіе) батальоны общерусскому освободительному («власовскому») движенію по энергично выраженному желанію самихъ батальоновъ.

«Гольдфазановъ» Розенберга — чиновниковъ восточнаго министерства на Кавказѣ не было. Они не успѣли туда доѣхать, и тамъ, гдѣ у командованія арміи были развязаны руки и оно могло ликвидировать колхозы (какъ, напримѣръ, въ Карачаѣ) сопротивленіе совѣтамъ принимало массовыя всенародныя формы, что и вызвало впослѣдствіи поголовную ссылку этихъ народовъ въ Сибирь.

Не было абсолютно и совѣтской «партизанщины». Она не вспыхнула даже въ періодъ отступленія нѣмцевъ. Всѣ попытки агентовъ Берiи создать ее удушались въ корнѣ самимъ населеніемъ, не шедшимъ ни на какія провокаціи. Засланный въ Ставропольѣ испытанный партизанъ гражданской войны ген. Книга не смогъ организовать тамъ ни одного краснаго «партизанскаго» отряда, и самъ едва ускользнулъ отъ выслѣдившихъ его казаковъ.

Тѣмъ не менѣе, уже въ октябрѣ стало яснымъ, что расчетъ нѣмцевъ на молніеносное завоеваніе Кавказа своими силами и на прорывъ къ Баку безнадежно провалился. На всѣ требованія о подводѣ резервовъ Берлинъ отвѣчалъ отказомъ: сталинградская мясорубка поглощала всѣ наличныя силы. Восточная группа арміи ген. фонъ Клейста, докатившись до Грознаго, стала; западная, менѣе двухъ дивизій, безсильно топталась подъ Туапсе. Войска, распыленныя на огромномъ протяженіи Кубани и Терека, были фактически настолько слабы, что горсть черноморскихъ краснофлотцевъ, засѣвшая въ штольняхъ Новороссійскаго цементнаго завода, такъ и досидѣла въ нихъ до отхода нѣмцевъ, продержавшись въ осадѣ около пяти мѣсяцевъ.

Только полная деморализація совѣтскихъ войскъ въ Закавказьѣ не позволила имъ перейти въ наступленіе и уничтожить занявшую сѣверный Кавказъ группу германскихъ войскъ.

«Осткригъ истъ ферлорекъ»¹ ... — мрачно бросилъ въ кругу близкихъ къ нему офицеровъ генерал-полковникъ фонъ Клейстъ. Эта фраза прозвучавшая, какъ «мементо мори»², просочилась въ армію, а оттуда въ среду русскихъ.

— Война на востокѣ проиграна. — Лучшіе нѣмецкіе генералы понимали это еще тогда, когда 22 изъ 26 районовъ Сталинграда были въ рукахъ нѣмцевъ, и Гитлеръ кричалъ изъ Берлина:

— Сталинградъ долженъ быть взятъ и будетъ взятъ...

Война на востокѣ, а съ нею и вся война въ цѣломъ была проиграна не вслѣдствіе военныхъ неудачъ, — ихъ еще не было тогда, — но въ силу непониманія нѣмцами духа народовъ Россіи, тѣсно связанныхъ между собой и спаянныхъ своимъ прошлымъ въ единый грандіозный монолитъ. Примѣръ вторженія германской арміи на сѣверный Кавказъ — яркая иллюстрація этой спайки.

+ + +

Въ той войнѣ, страхомъ передъ которой охваченъ теперь весь міръ, кавказскій участокъ будетъ, несомнѣнно, играть особо важную роль. Пусть стратеги, разрабатывающіе планы этой войны, внимательно изучатъ всѣ детали пятимѣсячнаго пребыванія нѣмцевъ на Кавказѣ, глубоко вдумаются не только въ условія физической стратегіи кавказскихъ горъ, но и въ сущность той духовной стратегіи, познанія психологіи населенія этихъ горъ и горе тѣмъ, кто повторитъ ошибки «мифотворцевъ XX вѣка».

V. Они и мы.

Индивидуальное и массовое звѣрство въ качествѣ одного изъ основныхъ методовъ борьбы не разъ прокламировалось самимъ Гитлеромъ, и было бы полной нелѣпостью оспаривать свидѣтельства нюрнбергскаго процесса³, но такой же нелѣпостью будетъ и безоговорочное обобщеніе въ одно неразрывное цѣлое нѣмецкаго народа и возглавлявшихъ его нацистовъ, какъ это дѣлалъ, напримѣръ лордъ Ванситартъ. Подобное смѣшеніе было бы однотипно знаку равенства, поставленному между русскимъ народомъ и коммунизмомъ, что, къ сожалѣнію, и дѣлаютъ еще многіе изъ иностранцевъ въ наши дни. Но этотъ знакъ можетъ быть условно поставленъ между Гестапо и НКВД и то лишь условно, ибо правильно сказалъ Черчилль, что нацизмъ былъ лишь скаутской организаціей по сравненію съ большевизмомъ. Дахау и Бухенвальдъ — ничтожныя деревушки по сравненію съ концлагерями СССР, набросившими свою тѣнь на одну шестую часть міра...

Геббельсъ, узнавъ объ «обобщеніяхъ» Ванситарта, записалъ въ своемъ дневникѣ «Ванситартъ для нашей пропаганды — сущее золото. Ему слѣдовало бы поставить въ Германіи памятникъ съ надписью: Англичанину, который по время войны лучше всего послужилъ германскому дѣлу».

Не будемъ желать себѣ такихъ памятниковъ, тѣмъ болѣе, что есть еще много людей, называющихъ СССР Россіей... Требуя правды по отношенію къ себѣ, будемъ и сами стремиться къ ней.

+ + +

Дождливый октябрьскій день. По улицамъ Ставрополя уныло бредетъ партія плѣнныхъ, взятыхъ въ бояхъ подъ Грознымъ. Сѣрыя, землистыя, истомленныя лица... Густая, нерѣдко сѣдая тетина на давно небритыхъ подбородкахъ. Клочья грязныхъ изношенныхъ шинелей и бушлатовъ. Сапогъ нѣтъ ни на одномъ, изрѣдка видны разбитые ботинки, большинство въ порткахъ, есть и босые. Идутъ понуро, стадомъ, съ трудомъ волоча истомленныя ноги.

Конвой — солдаты украинскаго батальона съ «жовто-блакитными» шевронами на рукавахъ нѣмецкихъ шинелей.

Изъ воротъ выбѣгаетъ дѣвочка и суетъ одному изъ плѣнныхъ краюху сѣраго хлѣба. «Геть видселя, бисова душа» — замахивается на нее конвоиръ. Онъ вырываетъ у красноармейца хлѣбъ и бросаетъ его въ грязь. — «Шайзе, давно ли ты самъ былъ такимъ?.. стыдно!.. ты отнимаешь кусокъ хлѣба у своего брата». Это кричитъ по-нѣмецки проходящій фельдфебель горныхъ стрѣлковъ. Онъ поднимаетъ хлѣбъ, отдаетъ его плѣнному и, ворча, идетъ дальше.

Голодъ въ лагеряхъ военноплѣнныхъ, особенно первые мѣсяцы войны, — неоспоримый фактъ. Бывало и нерѣдко бывало, что попавшіе въ плѣнъ красноармейцы проводили первые десять дней подъ открытымъ небомъ, за проволокой, не получая ни грамма пиши. Многіе погибли.

Разсмотримъ бѣгло нѣсколько цифръ. За пять первыхъ мѣсяцевъ войны, съ начала ея до отступленія нѣмцевъ отъ Москвы, было взято въ плѣнъ свыше 4-х милліоновъ человѣкъ, т. е. количество плѣнныхъ вдвое превышало наступавшую армію. Наступленіе протекало въ такомъ темпѣ, что собственныя кухни не поспѣвали за передовыми частями. Отступавшіе красные уничтожали не только военные и продовольственные склады, но и запасы общественнаго пользованія. Собственныхъ пищевыхъ ресурсовъ населенія не было даже въ колхозахъ, которые какъ правило, въ СССР, къ лѣту обобрали подъ метлу. Могло ли германское командованіе въ обстановкѣ напряженныхъ боевъ на широчайшемъ фронтѣ, оторвавшись на тысячи километровъ отъ собственныхъ базъ, установить правильное снабженіе этой громады плѣнныхъ?

Въ 1943 г. и позже картина была уже иной. Въ крымскихъ лагеряхъ военноплѣнный получалъ 300 граммъ казеннаго хлѣба плюсъ 100 граммъ отъ татарско-русской благотворительной организаціи, т. е. на 80 граммъ больше нѣмецкаго солдата (320 граммъ). Для добровольно перешедшихъ были тамъ организованы особые улучшенные лагеря, которые, по уровню своихъ бытовыхъ условіи, на много превышали рабочіе поселки совѣтскихъ новостроекъ. Обстановкѣ и порядку офицерскаго лагеря для перебѣжчиковъ въ Симферополѣ позавидовали бы многіе изъ ДиПи⁴ нашихъ дней.

Избіеніе въ лагеряхъ такой же реальный фактъ, какъ и голодъ. Били и крѣпко били, главнымъ образомъ за кражи въ кухнѣ и у товарищей, меньше — за отказъ отъ работъ. Бывали и жестокія несправедливыя избіенія, но характерно, что при внимательномъ опросѣ пострадавшихъ почти всегда обнаруживалось, что виновникомъ звѣрства оказывался не нѣмецъ, а... «братъ славянинъ», полякъ пли галичанинъ, которыхъ нѣмцы охотно брали въ качествѣ переводчиковъ и низшаго административнаго персонала. Что побуждало ихъ къ этому: сознательное стремленіе къ провокаціи или, слѣпая, звѣриная ненависть къ «москалю»?

Но возвращаемся въ Ставрополь. Черезъ три дня послѣ занятія города стѣны домовъ запестрѣли объявленіями комендатуры о регистраціи всѣхъ евреевъ. Ихъ оставалось въ городѣ немного. Волна бѣженцевъ съ запада съ приближеніемъ фронта покатилась далѣе на востокъ и осѣла на побережьѣ Каспія. Большинство евреевъ, занимавшихъ сколь либо значительныя должности, также уѣхало. Оставалась мелкота.

Совѣтская пресса и радіо, безпрерывно кричавшія о нѣмецкихъ звѣрствахъ всѣхъ порожденныхъ воображеніемъ Эренбурга видовъ, ни однимъ словомъ не обмолвились о дѣйствительномъ, реальномъ звѣрствѣ — поголовномъ истребленіи евреевъ⁵. Причины этого молчанія понятны: антисемитическія настроенія, особенно въ арміи, развившiяся въ СССР вслѣдствіе яростной антирусской національной политики, проводившейся самимъ Сталинымъ съ 1918 г. (когда онъ былъ «Наркомнацомъ») до 1938 г., были настолько сильны, что подобное сообщеніе могло бы вызвать обратную реакцію и во всякомъ случаѣ мысль: бьютъ не насъ!..

Ставропольскіе евреи не знали о неотвратимой гибели, и многіе изъ нихъ, обремененные семьей или жалкими остатками имущества, остались, надѣясь отдѣлаться лишь знакомъ желтой звѣзды. Они погибли, и, когда по городу поползли шепоты о газовыхъ камерахъ, многимъ стало не по себѣ, хоть и привыкли къ массовымъ избіеніямъ города Сѣв. Кавказа... Близь каждаго изъ нихъ есть сравненныя съ землей могилы, въ которыхъ лежатъ сотни и тысячи разстрѣлянныхъ казаковъ, офицеровъ, интеллигентовъ... русскихъ... И множится годъ отъ года ихъ число, но велико долготерпѣніе русской души и близки ей завѣты всепрощенія.

Висѣлицы на ставропольскомъ базарѣ не было, но въ Кисловодскѣ это сооруженіе стояло, и висѣли на немъ два бандита, вырѣзавшіе семью въ семь человѣкъ. Передъ уходомъ изъ Ставрополя нѣмцы разстрѣляли бургомистра Красносельскаго и нѣсколько человѣкъ изъ верховъ городского самоуправленія, уличенныхъ въ хищеніяхъ, провокаціонныхъ вымогательствахъ и сношеніяхъ съ красными. Вотъ и весь синодикъ пятимѣсячнаго пребыванія нѣмцевъ въ Ставрополѣ. Никакихъ репрессій по отношенію къ оставшимся въ городѣ коммунистамъ не примѣнялось, и они, оставшись и встрѣтивъ «освободителей» выдали имъ, какъ стало извѣстнымъ потомъ отъ перебѣжчиковъ, не мало «враговъ родины», виновныхъ передъ ней лишь продажей пирожковъ на базарѣ...

Казачье, и не только казачье населеніе ждало большаго, ждало и хотѣло. Но нацисты, прокламируя борьбу съ коммунизмомъ, что и влекло къ нѣмцамъ русскихъ, не видѣли, не хотѣли видѣть враговъ въ самихъ коммунистахъ.

Быстро выработался общій жаргонный языкъ изъ смѣшенія русскихъ и нѣмецкихъ словъ, зародился даже специфическій фольклоръ

«Варумъ тебя я ждала...

Варумъ ты не пришелъ...

Цвей штунде я дрожала,

А съ неба вассеръ шелъ..

распѣвали русскія дѣвушки,

«Нѣту хлѣба, нѣту яйка,

Ауфъ видерзейнъ хозяйка...

вторили нѣмецкіе солдаты и по вечерамъ вмѣстѣ танцевали подъ звуки быстро растекшейся по Ставрополю «Лили Марленъ». Рождалась и любовь. Жизнь по своимъ нерушимымъ законамъ, и молодость имѣетъ свои неотъемлемыя права. Только бездушный, озлобленный филистеръ можетъ обвинить въ отсутствіи патріотизма русскую дѣвушку, полюбившую ловкаго, подтянутаго, молодцеватаго нѣмецкаго гренадера, склонившагося, несмотря на строжайшій запретъ самого фюрера, предъ, хотя и одѣтой въ линялый ситецъ, но все же внучкой Татьяны Лариной и Лизы Калитиной...

При отступленіи многія изъ этихъ дѣвушекъ, пробираясь всѣми правдами и неправдами, послѣдовали за своими возлюбленными, и теперь въ баварской деревушкѣ или уютномъ городкѣ рейнской долины не рѣдкость встрѣтить «русскую фрау». Въ средѣ интеллигенціи сближеніе шло иными путями. Несмотря на запрещеніе бывать въ русскихъ домахъ нѣмецкіе офицеры, особенно говорившіе по-русски, охотно проводили вечера въ русскихъ семьяхъ. Истосковавшiеся по свободному слову и свѣжей мысли остатки русской интеллигенціи жадно глотали эти дуновенія вѣтерка съ запада, приносившія порой вѣсти о близкихъ, ушедшихъ туда 22 года назадъ... Нѣмцы охотно помогали утолить эту жажду. Именно въ присланныхъ имъ изъ дому посылкахъ прибыли въ Ставрополь и Симферополь первыя книги Краснова, Шмелева, Солоневича и др. Ихъ рвали изъ рукъ, читали вслухъ ночами, собираясь группами по 10-15 человѣкъ.

Фактъ появленія этихъ книгъ, разоблачающихъ большевизмъ — оповѣщалъ совѣтскаго человѣка, отрѣзаннаго отъ міра, о томъ, что «тамъ», въ закрытыхъ отъ него, далекихъ свободныхъ странахъ звучатъ голоса, разсказывающіе о его страданіяхъ, есть сильные смѣлые люди, кричащіе о томъ ужасѣ, въ которомъ они живутъ... они, его братья, не забыли о немъ.

Большинство нѣмецкаго офицерства понимало трагедію русской интеллигенціи. Особенно глубоко ее чувствовали тѣ, кто раньше имѣли связь съ Россіей. А такихъ было немало даже среди высшаго командованія. Самъ командующій генералъ фонъ Клейстъ имѣлъ родственниковъ въ старой Москвѣ, фонъ Клейстовъ боковой линіи, обрусѣвшихъ, но все же связанныхъ со своими германскими кузенами. Генералъ Кестрингъ былъ военнымъ атташе въ Петербургѣ, говорилъ по-русски языкомъ «отцовъ командировъ» дней минувшихъ и дружилъ въ молодости со многими офицерами Императорской Гвардіи. Крупный нацистъ д-р Маурахъ выросъ въ Крыму и именно онъ, при отступленіи изъ почти окруженной Керчи, снялъ съ перегруженныхъ автомобилей нѣмецкихъ солдатъ и посадилъ на ихъ мѣсто власовскихъ офицеровъ,

— Намъ, нѣмцамъ — сказалъ онъ, — угрожаетъ только плѣнъ, а имъ, русскимъ, — петля...

На Кавказѣ и въ Крыму, гдѣ вліяніе розенберговскихъ «гольдфазановъ» было ничтожно и управленіе находилось въ рукахъ военнаго командованія, вниманіе къ русской интеллигенціи проявлялось особенно ярко. Въ Малороссiи было иначе: тамъ, наоборотъ, ставка Розенберга на самостійность вела къ всестороннему подавленію русскомъ интеллигенціи и подмѣнѣ ее проходимцами, полу-интеллнгентами «щирой» оріентаціи.

Въ Ставрополѣ, несмотря на то, что медицинскій, педагогическій и зоотехническій институты не работали изъ-за отсутствія взятыхъ въ красную армію студентовъ, вся профессура получала жалованіе и паекъ. Объ этомъ постарался вѣнскій проф. Краузе, взявшій ее подъ свое покровительство. Въ Пятигорскѣ была обезпечена пенсіей старушка Шахъ-Гирей, въ силу отдаленнаго родства съ М. Ю. Лермонтовымъ. Въ Крыму получали пенсію и помощь престарѣлые художникъ-баталистъ Самокишъ, племянница Достоевскаго, старый флагъ-офицеръ императорской яхты «Штандартъ» князь НН и многіе другіе. Всѣмъ имъ была дана возможность выѣхать при отступленіи. Достоевская вывезла даже цѣнный семейный архивъ, который позже погибъ въ Берлинѣ, подъ бомбами американцевъ.

Въ эти страшные годы смятеній и метаній жизненный фильмъ крутился съ потрясающей быстротой, и теперь въ памяти всплываютъ лишь отдѣльные, особенно глубоко запавшіе кадры. Надо понять то, что послѣ неисчислимыхъ и потрясающихъ своей безсмысленной и безразсудной жестокостью звѣрствъ большевиковъ, въ средѣ нѣмецкихъ войскъ, не взирая на абсурдную политику Розенберга и его клики, русскіе люди встрѣчали сплошь и рядомъ человѣческое отношеніе, а среди нѣмецкаго офицерства нерѣдко уваженіе и любовь къ исторической Россіи.

Пусть тѣ, кто пытался заклеймить «новую» эмиграцію позорными кличками «предателей Родины» и «пособниковъ нѣмцамъ», установятъ вѣсы своей совѣсти, если она у нихъ осталась! Пусть они бросятъ на одну чашу всю тяжесть крови и слезъ, пролитыхъ русскимъ народомъ, всю горечь скорби и униженія, испитую имъ, а на другую — тѣ капли сочувствія и состраданія, которыя увидѣлъ онъ (отъ кого же ?!) отъ враговъ, пришедшихъ съ огнемъ и мечемъ. Стрѣлка вѣсовъ укажетъ имъ тогда, почему русскіе люди покидали родину вмѣстѣ съ отступавшими нѣмцами, почему шли они не только въ армію Власова, но и подъ знамя со свастикой, почему они перерѣзывали себѣ вены консервными банками, когда ихъ связанными влекли на «зовущую родину» и гнали туда штыками и прикладами.

Подлинный русскій «резистансъ» развивался именно здѣсь, хотя и въ политически уродливыхъ, но единственно возможныхъ въ то время формахъ.

VI. СИСТЕМА ДОКТОРА ШУЛЕ

— Хотите посмотрѣть этотъ берлинскій «квачъ»?

Докторъ Эрнстъ Теодоровичъ Шуле развернулъ на столѣ пресловутую карту Великаго Рейха. Густая коричневая краска заполняла всю среднюю Европу и растекалась на востокъ до Оки и Волги. Здѣсь на ней густо чернѣла надпись: «Остландъ», а гдѣ-то въ сѣверо-восточномъ углу еле замѣтными буквами по розовому фону — «Руссландъ».

— Какъ вамъ это нравится?

— Но, вѣдь вы сами, герръ докторъ, уже сказали «квачъ», чушь, нелѣпость... Я не противорѣчу. Скажите лучше вы, зачѣмъ печатаютъ эту чушь?

— Потому что это и чушь и, вмѣстѣ съ тѣмъ, абсолютная реальность, лишь изложенная чрезвычайно упрощенно, топорно, по лубочному, какъ вы, русскіе, говорите. Вы не знаете нѣмцевъ и никогда ихъ не поймете. Въ каждомъ изъ насъ заключены мощный воинственный тевтонъ и нѣжный мечтательный Вертеръ. У васъ — «двѣ бездны» у насъ — двѣ скалы, гранитная и хрустальная. Обѣ онѣ вмѣстѣ даютъ уравновѣшенную систему мощной творческой науки, въ которой подъ управленіемъ не одного, а цѣлой династіи солдатскихъ королей, геніальныхъ коронованныхъ фельдфебелей вырастали столь же геніальные мечтатели: Гете, Шиллеръ, Шубертъ ... Таковъ результатъ системы!

Чтобы ни говорилъ, что бы ни дѣлалъ докторъ Шуле, система съ нимъ неразлучна. Онъ — воспитанникъ того самаго Кенигсбергскаго университета, гдѣ говорятъ, до сихъ поръ еще бродитъ тѣнь геніальнаго выразителя этой системы, автора «критики чистаго разума», Эммануила Канта. Окончивъ университетъ, д-р Шуле сталъ журналистомъ. Система привела его въ Москву, на должность начальника прессбюро германскаго посольства. Здѣсь онъ также систематично изучалъ Россію, ея языкъ, культуру, исторію, людей и, надо сказать, добился прекраснаго результата: говорилъ по-русски съ еле замѣтнымъ акцентомъ, но абсолютно правильно, чувствуя непонятные даже многимъ русскимъ тончайшіе оттѣнки языка, для изученія быта предпринималъ рискованныя поѣздки безъ дипломатическаго паспорта. Случалось попадать даже въ клоповникъ провинціальной милиціи, о чемъ д-р Шуле вспоминаетъ съ особымъ удовольствіемъ, т. к. въ немъ онъ особенно обогатился свѣдѣніями о бытѣ непонятной страны.

— Такъ вотъ, — продолжаетъ онъ, — для этихъ тевтоновъ съ мекленбургскихъ фермъ или изъ-за берлинскихъ прилавковъ нуженъ этотъ грубый аляповатый квачъ физическаго господства, завоеванія, покоренія. Они — двухмѣрные, и имъ понятны лишь площадь, плоскость... Но есть и третье, а если хотите, и четвертое измѣреніе, и подлинное завоеваніе шло и идетъ въ его планѣ.

— Взгляните на вашу исторію, — глаза д-ра Шуле становятся круглыми, теперь онъ самъ — тевтонъ, — государственность принесли вамъ варяги. нѣмцы. Петръ Великій смогъ осуществить Имперію только при помощи нѣмцевъ, замѣтьте, — не французовъ или англичанъ! Родъ вашего геніальнаго Пушкина «вышелъ изъ пруссъ», Тургеневъ самъ признаетъ, что онъ болѣе нѣмецъ, чѣмъ русскій. Загляните въ ваши дворянскія книги, кого тамъ больше, Шаховскихъ и Волконскихъ или Фредериксовъ, Корфовъ и Паленовъ? Въ армію! На одного Суворова приходится десять Тотлебеновъ, Миниховъ, Барклаевъ! Въ промышленность...

Возражать фанатику своей системы столь же безполезно, какъ спорить съ радіо или граммофономъ...

— Вотъ по какимъ путямъ шли и идетъ это завоеваніе. Его окончаніе предрѣшено и оно близко! Но бюргеръ этого не пойметъ. Ему нужна вотъ эта карта. Въ немъ его мечта о міровомъ господствѣ, нѣжная Шарлотта Вертера въ образѣ, понятномъ лавочнику и бюргеру. Вотъ, тутъ-то квачъ становится реальностью. Фюреръ это великолѣпно понимаетъ, ибо онъ самъ стопроцентный нѣмецъ, сочетавшій въ себѣ колоссальнаго тевтона съ непомѣрнымъ мечтателемъ Вертеромъ. Поэтому съ нимъ всѣ нѣмцы!

— Пути путями. Открывать и выяснять ихъ — дѣло будущихъ историковъ, а вотъ скажите, герръ докторъ, гдѣ послѣ побѣды Германіи станетъ пограничный столбъ ?

— О, это — деталь... — воинственный тевтонъ уступаетъ мѣсто Вертеру, — 150 лѣтъ Россія и Германія жили въ мірѣ и дружбѣ и создались двѣ великихъ страны: Россія Александра III и Германія, теперь Третій Рейхъ. Пусть это васъ не волнуетъ... — воинъ окончательно превращается въ мечтателя, — всѣмъ будетъ лучше. Настанетъ счастливая жизнь, «глуклихесъ Лебенъ...»

Система д-ра Шуле была абсолютно правильна въ отношеніи его самого. Тонкіе нервы сентиментальнаго Вертера тѣсно сплетались въ его душѣ съ воловьими жилами воинственнаго тевтона, и этотъ клубокъ завязывался тугимъ узломъ всемогущаго для нѣмца «орднунгъ» — приказа, порядка, дисциплины. Воинственный философъ доказалъ это своей жизнью и смертью. Когда нѣмецкія войска перешли обратно восточную границу, д-р Шуле ушелъ со своего спокойнаго тылового поста и вступилъ въ ряды дѣйствующей арміи. Въ Италіи, черезъ нѣсколько часовъ послѣ капитуляціи, онъ былъ убитъ случайнымъ снарядомъ, вѣроятно послѣднимъ на этомъ фронтѣ... судьба!

Проживъ среди русскихъ 10 лѣтъ, нѣмецкій докторъ философіи многое въ насъ понялъ и многое искренно полюбилъ вертеровской половиной своей души. Онъ чутко и охотно помогалъ русскимъ вездѣ, гдѣ на пути не стоялъ «орднунгъ».

— Несчастный, многострадальный городъ, — сказалъ кто-то изъ русскихъ, глядя на развалины Севастополя.

— Несчастные многострадальные люди этого города, — поправилъ д-р Шуле, и въ его вертеровскихъ глазахъ блеснули неподдѣльныя слезы.

Но лишь только появлялся «орднунгъ» сентиментальный мечтатель безслѣдно исчезалъ, и на его мѣстѣ вырасталъ тупой до потери здравою смысла ефрейторъ, не видящій ничего, кромѣ приказа. При эвакуаціи Кубанскаго предмостнаго укрѣпленія, когда на восточномъ концѣ уже достроеннаго моста черезъ Керченскій проливъ саперы уже взрывали понтоны, на западной его сторонѣ такіе же саперы методично докрашивали деревянныя перила моста, — тамъ приказъ объ окончаніи работъ не былъ еще полученъ.

Въ этой всеподчиняющей системѣ таились одновременно и сила и слабость нѣмецкой арміи.

Но въ отношеніи Россіи и русскихъ какая-то шестерня нѣмецкаго мыслительнаго механизма давала неправильное число оборотовъ, точность нарушалась, и вся работа шла насмарку.

Да, вѣрно русская исторія, наука, промышленность пестрятъ нѣмецкими именами. Болѣе того, въ нихъ блистаютъ имена грузина Багратiона, серба Милорадовича, румына Кантемира, француза Ланжерона и пр. и пр. и пр. вплоть до полубурята ген. Л. Г. Корнилова...

Кто они? Россіяне. Другого отвѣта быть не можетъ. Не грузинъ, а русскій генералъ Багратiонъ палъ за Россію на Бородинскомъ полѣ, не нѣмецъ, а русскій ученый Даль смогъ составить свой замѣчательный словарь и великій русскій патріотъ Корниловъ до конца выполнилъ свой русскій солдатскій долгъ! Назвать ихъ иначе было бы также нелѣпо, какъ зачислять Св. князя Владиміра въ норвежцы... Своей непомѣрной центростремительной силой Россія включала ихъ въ свою культурно–историческую орбиту, какъ гигантскій смерчъ втягиваетъ и паръ облаковъ и воду океана... включала не только одиночекъ, но цѣлые народы.

Этого не могли понять авторы ошибочнаго въ своей основѣ «восточнаго плана». Даже въ случаѣ побѣды Германіи, покореніе Россіи нанесло бы ущербъ лишь ей самой: устремившiяся въ «Остляндъ» массы избыточнаго населенія во второмъ поколѣніи стали бы уже русскими и потерянными для Фатерлянда. Такъ было на протяженіи 1000 лѣтъ. Усвоеніе Россіи извнѣ невозможно ни въ политическомъ, ни въ культурномъ, ни въ расовомъ планѣ. Ошибались розенберги всѣхъ видовъ, ошибались русскіе, боявшiеся этого «покоренія» (и просмотрѣвшіе въ силу этого, главнаго врага), ошибутся и розенберги дней грядущихъ!

Д-р Шуле бывалъ ближе всего къ истинѣ въ своей системѣ, когда говорилъ:

— Вы, русскіе, женская нація, но не волнуйтесь и не обижайтесь, это очень хорошо, въ здоровой семьѣ мать, сильнѣе отца... таковъ законъ...

Составъ служащихъ отдѣла пропаганды, возглавлявшагося д-ромъ Шуле, былъ подобранъ изъ говорящихъ по-русски и имѣвшихъ въ прошломъ связь съ Россіей, самъ по себѣ опровергалъ его систему и расовыя основы «Восточнаго плана». Его секретарь, пожилой зондерфюреръ считалъ самымъ счастливымъ временемъ въ своей жизни — службу въ Вяткѣ.

— Я былъ тамъ бухгалтеромъ у г-на Егорова, — говорилъ онъ съ долгимъ нѣмецкимъ вздохомъ, — какъ это было хорошо!

Ходъ міровой исторіи разбилъ вдребезги планъ Розенберга на аренѣ Европы. Извилистыя теченія личныхъ жизней опровергли систему д-ра Шуле въ его же семьѣ, его жена живетъ сейчасъ гдѣ-то близъ Вендлингена, ея ближайшіе друзья — русскіе «ди-пи» изъ сосѣдняго лагеря; оба его сына предпочитаютъ говорить между собою по-русски и зовутъ другъ друга Колей и Иванушкой. Такъ же называетъ ихъ мать, а себя — Ириной Мартыновной.

(продолженіе)