Предлагая вниманію читателей докладъ Б.Р. Гершельмана «Современныя общественныя теченія и ихъ нравственное значеніе», сдѣланный на II Всезарубежномъ соборѣ РПЦЗ въ августѣ 1938 года, редакція  считаетъ нужнымъ объяснить, почему она рѣшила опубликовать этотъ текстъ 75-ти лѣтней давности.

Причина этого заключается въ томъ, что, несмотря на отдѣльныя неточности (отмѣченныя нами по тексту), этотъ докладъ въ достаточно сжатой формѣ обрисовываетъ всѣ основные недуги и болѣзни, отъ которыхъ до сихъ поръ продолжаютъ страдать всѣ русскія общественныя организаціи, которыя хоть въ какой-то мѣрѣ можно считать національными.  Если что и измѣнилось за эти десятилѣтія, то, увы, не въ лучшую, а какъ разъ въ худшую  сторону: появилась проказа совѣтчины, которой поражены 90-95% организацій, именующихъ себя «русскими». Мы не имѣемъ здѣсь въ виду нео-совѣтскія, лже-русскія и псевдо-русскія организаціи, искусственно созданныя Кремлемъ и Лубянкой, т.к. провокаторскій и совковый характеръ этихъ образованій очевиденъ, а говоримъ именно объ самостоятельныхъ объединеніяхъ русскихъ людей. При этомъ тенденція осовѣчиванiя нынѣ приняла совершенно разрушительный характеръ, и чѣмъ крупнѣе организація, называющая себя «русской», тѣмъ въ большей степени она пропитана совѣтской заразой.

Другой и также отрицательный факторъ, препятствующій развитію Русскаго національнаго движенія, который не существовалъ во времени II Всезарубежнаго Собора РПЦЗ и потому не отмѣченъ въ докладѣ, — появленіе совѣтской лже-церкви РПЦ-МП, которая нагло и безстыдно выдаетъ себя за «русскую», «православную» церковь, чѣмъ запутываетъ и погубляетъ огромное число людей, стремящихся вернуться къ своимъ историческимъ корнямъ. Имѣется также изрядное количество «альтернативныхъ» РПЦ-МП церковныхъ сообществъ, которыя формально претендуютъ на преемство съ исторической Русской Церковью, но совершенно утеряли Ея духъ и способны только разлагать довѣрившихся имъ русскихъ людей. Есть также и откровенные проходимцы и самозванцы наподобіе лже-катакомбнаго «епископа» Амвросія Сиверса-Смирнова. Всё это чрезвычайно затрудняетъ выполненіе той программы, о которой говоритъ авторъ въ заключительныхъ абзацахъ своего доклада.

Во всемъ остальномъ докладъ Гершельмана словно прочитанъ въ наши дни и описываетъ современную намъ ситуацію.

Всё также подавляющее большинство русскихъ организацій вмѣсто того, чтобы творчески развивать сложившуюся вѣками идеологію Святой Руси и утверждать основанные на этой идеологіи жизненные принципы, занимается выдумываніемъ какихъ-то своихъ собственныхъ идеологій, начиная отъ всевозможныхъ разновидностей русскаго націоналъ-соціализма и кончая идеей этнической сегрегаціи русскаго народа въ нѣкую «русскую республику» безъ инородцевъ и иностранцевъ. Зачастую все это сопровождается ещё и духовными отклоненіями вплоть до возвращенія въ язычество и появленія такихъ уродствъ какъ «русскіе католики» и «русскіе мусульмане». Плодомъ этихъ хаотическихъ идейныхъ блужданій сплошь и рядомъ бываетъ полнѣйшее разочарованіе въ полюбившейся идеологіи (послѣ болѣе или менѣе продолжительнаго періода увлеченія ею) и послѣдующая соціальная апатія.

Всё также въ этихъ организаціяхъ идея покаянія въ значительной степени, а то и полностью вытѣснена идеей борьбы, безъ малѣйшаго пониманія того, что предпосылкой успѣшности любой борьбы  со зломъ является глубокое и искреннее покаяніе въ нашихъ собственныхъ грѣхахъ, приведшихъ къ появленію и торжеству того зла, съ которымъ теперь необходимо бороться. Основныхъ виновниковъ русской катастрофы по прежнему упорно ищутъ гдѣ-то на сторонѣ, а не въ самихъ себѣ, что приводитъ лишь къ развитію чувства національной гордыни, закрываетъ путь къ исправленію ошибокъ и преодолѣнію недостатковъ и, какъ слѣдствіе, неизбѣжно обрекаетъ такія организаціи на череду нескончаемыхъ пораженій.

И, наконецъ, настоящимъ бичомъ всѣхъ этихъ организацій до сихъ поръ остается совершенное пренебреженіе нравственнымъ моментомъ, невѣріе въ силу Правды и въ то, что праведный путь, даже если онъ «тактически» выглядитъ совершенно невыгоднымъ и безперспективнымъ, есть, тѣмъ не менѣе, наикратчайшій путь къ побѣдѣ изъ всѣхъ возможныхъ. Результатомъ этого является значительная неразборчивость этихъ организацій въ средствахъ для достиженія цѣли, вплоть до готовности лгать «для пользы дѣла» и перенимать изъ арсенала своихъ противниковъ самые безчестные и подлые пріемы подъ предлогомъ ихъ «эффективности».

Поэтому мы рекомендуемъ внимательное прочтеніе этого доклада всякому, кто дорожитъ своей Русскостью и желаетъ  оградить себя отъ возможныхъ соблазновъ, приводящихъ въ конечномъ итогѣ къ историческимъ пораженіямъ и полной утратѣ этой Русскости.

 

Редакція сайта «Сила и Слава».

 

 

 

Современныя общественныя теченія и ихъ нравственное значеніе

 

Ни одно общественное движеніе нельзя правильно оцѣнить, ни изслѣдовавши его истоковъ и тѣхъ внѣшнихъ обстоятельствъ, а еще больше нравственныхъ идей, подъ вліяніемъ которыхъ оно возникло. Поэтому, прежде чѣмъ говорить о современныхъ общественныхъ теченіяхъ въ Русскомъ Зарубежьѣ, необходимо еще и еще разъ бросить взглядъ на ту страшную, не только внѣшнюю, но и глубокую духовную катастрофу, которая поразила наше Отечество и обусловила собою само явленіе русскаго зарубежнаго разсѣянія.

По ученію апостольскому каждый народъ имѣетъ свою особую часть въ общечеловѣческомъ дѣланіи, свой особый участокъ нивы Божіей, который онъ воздѣлываетъ въ согласіи съ его особенностями. Этотъ взглядъ въ настоящее время раздѣляется и точною историческою наукою. И она утверждаетъ, что всякій народъ, а слѣдовательно и государство, имѣютъ свою особую историческую миссію и особые пути ея исполненія, и народъ и государства живы только до тѣхъ поръ, пока они исполняютъ именно эту миссію и идутъ именно этими путями: измѣнивъ своему назначенію, сойдя съ положенныхъ для него путей, они гибнутъ, или физически или духовно, обращаясь въ другой народъ, внутренне не имѣющій ничего общаго съ прежнимъ, несмотря на кровную связь.

Наше образованное общество очень мало занималось вопросомъ объ историческомъ назначеніи Россіи. Оно было ясно лишь нашей Церкви, нашимъ Государямъ, геніальнѣйшимъ русскимъ людямъ, да простому народу, который недаромъ называлъ свою прекрасную и могущественную родину, не прекрасной (какъ, напримѣръ, французы) и не сильной, а святою Русью. Сейчасъ, когда отсутствіемъ Россіи въ семьѣ культурныхъ народовъ больше всего обуславливается невозможность для нихъ справедливо разграничить свои интересы и удовлетворить жизненныя потребности каждаго изъ нихъ, уже и иностранцы начинаютъ понимать, чѣмъ была незамѣнима Россія и въ чемъ заключалось ея историческое назначеніе, и они усматриваютъ это назначеніе въ томъ, что Россія  была стражемъ вселенской правды и справедливости.

И подлинно, утвержденіе и защита правды Божіей въ общественной жизни, и у себя въ домѣ, среди многочисленныхъ ея народностей, и во всемъ мірѣ, было, на протяженіи всей ея исторіи вплоть до революціи, ясно видимымъ, Богомъ даннымъ назначеніемъ Россіи. Все въ ея государственномъ строеніи и бытѣ соотвѣтствовало именно этому ея назначенію: большинство населенія Россіи исповѣдывало  единую истинную христіанскую вѣру православную, нравственными началами православія одухотворялось русское законодательство (что, конечно, не значитъ, чтобы въ отдѣльныхъ случаяхъ на протяженіи русской исторіи не случалось прискорбнаго несоотвѣтствія этимъ началамъ отдѣльныхъ законовъ и установленій), Россіею правила, въ лицѣ православнаго Царя — Помазанника Божія, верховная власть, Богомъ указуемая, Божіими велѣнiями руководимая и отвѣтственностью передъ Однимъ Богомъ огражденная отъ злоупотребленій. Эта власть, даже и послѣ прекращенія той идеальной симфоніи между Церковью и Государствомъ, которая существовала на Руси до упраздненія патріаршества[1], находилась въ постоянномъ живомъ общеніи и подъ покровомъ Православной Русской Церкви. 

Однако, съ теченіемъ времени, образованное русское общество подъ вліяніемъ западныхъ раціоналистическихъ и матеріалистическихъ ученій, утратило пониманіе этой исторической миссіи своего отечества и, какъ послѣдствіе этого, перестало понимать и цѣнить и свой христіаннѣйшій государственный укладъ. Оно приняло доктрину «демократизма». Демократическая доктрина, признавая мѣриломъ всѣхъ вещей не правду Божію, а человѣка, какъ онъ есть, т.е. находящагося во власти грѣха и страстей, видитъ задачу всякаго государства не въ томъ, чтобы направлять народъ къ служенію нѣкой высшей цѣли, а въ томъ, чтобы исполнять желанія народа. (Но такъ какъ желанія разныхъ частей народа часто противорѣчивы, то на практикѣ демократическое государство руководствуется желаніями большинства). При этомъ демократическая доктрина вѣритъ, что общность извѣстныхъ эгоистическихъ желаній большого количества людей ведетъ къ тому же результату, что и альтруистическое стремленіе къ общему благу, т.е. большое количество эгоизмовъ искусственно превращается въ альтруизмъ. Это основное положеніе демократической доктрины: желанія народа — высшій законъ, твердо усвоило себѣ русское образованное общество послѣднихъ десятилѣтій передъ революціею.

Осуществленіе демократической доктрины на практикѣ во многихъ западно-европейскихъ государствахъ, какъ и слѣдовало ожидать, быстро обнаружило ложность основного ея положенія и тщетность надежды  на то, что  людей-эгоистовъ, безъ нравственнаго ихъ исправленія, однимъ лишь механическимъ фокусомъ, можно сдѣлать работниками на общее благо. Сумма большого количества эгоизмовъ, естественно, въ итогѣ дала лишь  безпредѣльный эгоизмъ, и, вопреки всѣмъ пышнымъ фразамъ о свободѣ, демократическій режимъ привелъ къ жестокому деспотизму большинства надъ меньшинствомъ. Глубокое противорѣчіе между теоріей и практикой, между словомъ и дѣломъ, стало сразу характернѣйшею особенностью демократизма. Но общество, отошедшее отъ Бога и правды Его, уже было поражено духовною слѣпотою и не могло ни найти причини, ни исправить это уродливое явленіе.  Оно просто примирилось съ фактомъ полнаго обезцѣненія слова, перестало смущаться самымъ вопіющимъ злоупотребленіемъ имъ и само стало повторять  ходячія фразы и сентенціи, отнюдь не считая, что слова въ практической, а тѣмъ болѣе политической, жизни къ чему либо обязываютъ.  Русское либеральное общество, во всемъ слѣпо подражавшее западной демократіи, очень скоро переняло отъ нея и этотъ безнравственный взглядъ на значеніе слова.

Отъ признанія допустимости лжи, особенно когда она примѣняется для политическихъ цѣлей, естественно было придти къ одобренію и другихъ безчестныхъ дѣйствій, служащихъ тѣмъ же цѣлямъ. И либеральное общество быстро пришло къ убѣжденію въ «неизбѣжности» въ политической борьбѣ убійствъ и прочихъ террористическихъ актовъ  и постепенно психологически подготовлялось къ увѣнчанію вѣнцомъ славы и подвига самаго низкаго изъ общественныхъ преступленій — революціи. Уже задолго до всероссійской катастрофы 1917 года въ умы русской молодежи, и даже въ учебныхъ заведеніяхъ вбивали мысль, будто понятіе о свободѣ, равенствѣ и даже о братствѣ людей человѣчество получило отъ Парижской черни. Названіе «великой» французской революціи давно уже получило у насъ права гражданства. Но есть и еще одна причина, которая всякое демократическое общество неизбѣжно приводитъ къ соблазну революціи.  Это — тотъ безнадежный тупикъ, въ который оно попадетъ вслѣдствіе вопіющаго противорѣчія между теорію и практикою, и вызываемое имъ, хотя далеко не всегда сознаваемое, отчаяніе. Духовно дикое общество, какъ и всякій дикарь, всегда склонно разрубать то, что оно не умѣетъ развязать.

Обществу, которое сотворило себѣ кумира изъ грѣшнаго человѣка съ его грубыми страстями и желаніями и которое принесло въ жертву этому кумиру всѣ нравственныя начала, разумѣется, былъ чуждъ и непонятенъ государственный строй, зиждившiйся на этихъ нравственныхъ началахъ и ихъ ставившій во главу угла своей дѣятельности. Этому обществу верховная власть, ограждаемая отъ злоупотребленій не внѣшними преградами, а чуткою христіанскою совѣстью, казалась безграничнымъ восточнымъ деспотизмомъ, а его дѣятельность, направленная къ исполненію историческаго назначенія Россіи, а не къ удовлетворенію притязаній наиболѣе требовательныхъ классовъ, — противорѣчившимъ народнымъ интересамъ произволомъ. Въ такихъ условіяхъ открытое столкновеніе между обществомъ и государствомъ было неизбѣжно, и въ этомъ столкновеніи русское либеральное общество, поддержанное внутри распропагандированными имъ худшими элементами народа, а извнѣ западными демократіями и международными антихристіанскими силами, побѣдило. Вполнѣ естественно, что, при продолжавшемся развращеніи народныхъ массъ, революція не остановилась на полпути, какъ объ этомъ наивно мечтали ея зачинатели, а дошла до своего логическаго завершенія въ большевизмѣ.

Ужасы большевизма заставили значительную часть русскаго общества, особенно офицерство, встать противъ революціи и поднять оружіе. Это было инстинктивное чувство самозащиты, инстинктивное ощущеніе неизбѣжной гибели, при продолженіи революціи, всего, что составляло смыслъ и полноту русской жизни. Невозможно было требовать, чтобы участники бѣлаго движенія, въ разгарѣ ихъ неравной борьбы углублялись въ вопросы и причинахъ русской катастрофы и составляли сколько-нибудь цѣльные планы возрожденія русской государственной и общественной жизни. Ихъ цѣль была одна: усмирить взбѣсившагося звѣря революціи, прекратить уничтоженіе всѣхъ рѣшительно духовныхъ и матеріальныхъ цѣнностей Россіи. Много великихъ и святыхъ жертвъ было принесено участниками бѣлой борьбы, но она оказалось безуспѣшною, потому что, наряду съ отрезвленіемъ сравнительно небольшой части  русскаго общества, зараза революціи распространялась все дальше и дальше въ самыхъ широкихъ кругахъ народа. Вооруженная бѣлая борьба должна была быть прекращена, и большинство участниковъ ея оставило родную землю, естественно, сдѣлавшись самою цѣнною частью русской эмиграціи, разсѣявшейся по всѣмъ концамъ свѣта.

И въ заграничномъ разсѣяніи русскіе люди, въ первое время, продолжали надѣяться на возможность возобновленія вооруженной бѣлой борьбы при содѣйствіи того или иного изъ иностранныхъ государствъ, которыя, казалось, начинали уже понимать всемірную опасность русской революціи, начатой при почти единодушномъ ихъ одобреніи, а отчасти и прямой помощи. Этимъ настроеніемъ оправдалось то, что и въ это время русскіе люди за рубежомъ заботились не о томъ, чтобы осознать причины великой русской катастрофы, свою вину въ ней и пути возрожденія національной Россіи, а о томъ, чтобы быть въ постоянной боевой готовности; къ тому же зависимость отъ помощи иностранныхъ государствъ, которыя, сочувствуя борьбѣ противъ большевиковъ, отнюдь не желали возстановленія великой національной Россіи, принуждала русскихъ людей скрывать свои національныя вожделѣнія.

Но неосуществимость надеждъ на возобновленіе бѣлой борьбы при содѣйствіи иностранцевъ обнаружилась очень скоро. Иностранныя государства спѣшили одно за другимъ признать совѣтскую власть и войти съ нею въ дружбу, и это закрывало всякую возможность не только совмѣстнаго выступленія русской бѣлой арміи съ какой-либо иностранною, но даже переброски на территорію Россіи хотя бы незначительныхъ отрядовъ русскихъ бойцовъ. Было ясно, что готовность къ вооруженной борьбѣ, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, противъ захватчиковъ власти въ Россіи, всегда полезная и нужная, не можетъ быть болѣе единственнымъ, ни даже главнымъ назначеніемъ русскихъ людей за рубежомъ.

И дѣйствительно. Промыслъ Божій видимо возлагалъ на этихъ русскихъ людей иной подвигъ служенія родинѣ, болѣе исключительный и даже болѣе отвѣтственный, и для исполненія его имъ данъ былъ достаточно продолжительный срокъ. Дѣло возстановленія Россіи заключаетъ въ себѣ двѣ задачи: уничтоженіе насильнической власти интернаціонала и возвращеніе Россіи на путь ея историческаго призванія, на путь Святорусскiй. При сложившейся обстановкѣ русскіе люди за рубежомъ лишены возможности принять участіе въ осуществленіи первой изъ этихъ задачъ: ее приходится оставить населенію подсовѣтской Россіи, которое уже достаточно поняло подлинное существо угнетающаго его режима и возненавидѣло его. Но зато другую задачу — уясненіе и указаніе путей возвращенія русской общественности и государственной жизни въ исконно національное русло, — задачу болѣе рѣшающую, чѣмъ первая, поскольку нельзя успѣшно бороться, не сознавая точно, за что и противъ чего борешься, — эту задачу могутъ и должны принять на себя именно русскіе люди за рубежомъ, ибо они пользуются необходимою для этого свободою, имъ доступны источники познанія русской души народной и русской исторической традиціи — и, прежде всего, самый основной изъ этихъ источниковъ — Святая Православная Церковь, они могутъ безвозбранно передавать плоды этого познанія идущимъ на смѣну поколѣніямъ, тогда какъ въ совѣтской Россіи всякое обсужденіе русскихъ національныхъ вопросовъ сопряжено съ опасностью смерти, а молодому поколѣнію, которое само не видало старой Россіи, систематически внушается совершенно извращенное ея пониманіе. Исполняетъ ли и въ какой мѣрѣ русская эмиграція этотъ священнѣйшій долгъ свой передъ Богомъ и родиной?

Къ глубокому сожалѣнію, приходится признать, что отвѣтъ на этотъ вопросъ не можетъ быть утѣшительнымъ.  Невозможно найти пути къ исправленію страшныхъ послѣдствій русской революціи, не уяснивъ вполнѣ основного ея грѣха и не очистивъ себя отъ этого грѣха. Какъ указано уже выше, этотъ основной грѣхъ — отходъ русскаго общества отъ искони присущаго русскому народу и русскому государству, нераздѣльнаго съ ними православнаго святорусскаго міропониманія и святорусскаго государственнаго идеала; а, если такова первопричина зла революціи, то и преодолѣніе этого зла можетъ быть лишь въ возвратѣ къ  святорусскому міропониманію и государственному идеалу. Иначе нельзя сознательно и искренно говорить  о возстановленіи Россіи, — можно говорить лишь объ образованіи на ея развалинахъ какого-то новаго государства, по существу Россіи чуждаго и потому недостойнаго называться ея именемъ, или, скорѣе, объ образованіи на развалинахъ Россіи ряда отдѣльныхъ государствъ, ибо цементъ, связывающій народы Россіи воедино, данъ весь святорусскимъ государственнымъ идеаломъ, а не — какъ думаютъ иные легкомысленные политики — общностью «реальныхъ» экономическихъ интересовъ. Попробуйте одною общностью экономическихъ интересовъ доказать необходимость существованія въ одномъ государствѣ какой-нибудь Ярославской губерніи и Туркестана.

Поняли ли русскіе люди, пережившіе революцію и испытавшіе на себѣ ея удары, этотъ основной ея грѣхъ? Нельзя не признать, что немало отдѣльныхъ лицъ это поняло: они отреклись отъ былыхъ своихъ либеральныхъ заблужденій, смирились и прилѣпились сердцемъ къ источнику всѣхъ величайшихъ цѣнностей русскихъ — Святой Православной Церкви. Увеличилось и число русскихъ людей, которые глубже осознали Святорусскiй государственный идеалъ и сдѣлали  изъ него правильные выводы. Но нельзя отрицать также, что ни тѣ, ни другіе не смогли создать болѣе или менѣе  мощнаго святорусскaго общественнаго движенія и, особенно, не смогли привлечь къ святорусскимъ идеямъ болѣе молодое поколѣніе.

Большинство русскихъ общественныхъ и политическихъ организацій, возникшихъ въ первое время русскаго разсѣянія, или вовсе не останавливаются на вопросѣ о коренной причинѣ страшной русской катастрофы или объясняютъ послѣднюю крайне поверхностно, одними лишь внѣшними и болѣе или менѣе случайными причинами, вѣрнѣе, поводами: одни видятъ эти причины въ ошибкахъ стараго правительства, другіе — въ измѣнѣ отдѣльныхъ высокопоставленныхъ лицъ, въ преступной дѣятельности той или иной политической партіи или исключительно въ работѣ сыгравшихъ несомнѣнно громадную роль въ русской революціи международныхъ антихристіанскихъ и антинаціональныхъ силъ. Но всѣ они далеки отъ сознанія общей вины въ революціи всего русскаго общества, а слѣдовательно, и ихъ самихъ.

Это отсутствіе вниманія къ первопричинѣ русскаго народнаго несчастья или объясненіе его однѣми лишь внѣшними причинами свидѣтельствуютъ о томъ, что организаціи и общественныя группы, о которыхъ идетъ рѣчь, и послѣ страшнаго урока революціи не измѣнили, свойственнаго русской дореволюціонной интеллигенціи, раціоналистическаго и матеріалистическаго міропониманія и не пришли къ пониманію православному, которое есть вмѣстѣ съ тѣмъ и русское національное и по которому всякое несчастье, какъ личное, такъ и народное, и всякая болѣзнь, особенно же болѣзнь нравственная, есть всегда результатъ грѣха, и потому первый шагъ къ излѣченію есть сознаніе этого грѣха и покаяніе. Всѣ указываемые ими внѣшніе факторы, несомнѣнно, сыграли свою роль  въ возникновеніи и развитіи русской революціи, изъ нихъ больше всего работа интернаціональныхъ антихристіанскихъ силъ, стремившихся уничтожить національную Россію именно какъ оплотъ  христіанскаго начала  въ международной и общественной жизни: однако и эта работа была бы безуспѣшной, если бы она не встрѣтила благопріятной почвы  въ разложеніи русскаго общества, свернувшаго со своего историческаго національнаго пути; допустить  другое значило бы отрицать величіе русскаго національнаго духа, значило бы признать свой народъ подлинно тростью вѣтромъ колеблемою, достойною быть лишь игрушкой въ чужихъ рукахъ.

Вполнѣ понятно, что, не осознавая какъ слѣдуетъ первопричины русской катастрофы, организаціи и группы, о которыхъ мы говоримъ, оказались неспособными отвѣтить и на вопросъ, къ какой же Россіи надо стремиться, какой обликъ, внутренній и внѣшній, должна имѣть возстановленная и возрожденная Россія. Они обычно даже и не ставятъ этого вопроса, объясняя, что разрѣшать его — дѣло не наше, а «всего русскаго народа». Это ни что иное, какъ новое утвержденіе классическаго демократическаго принципа «желаніе народа — высшій законъ», принципа, съ принятія котораго русское дореволюціонное общество начало свой путь отъ православной святорусской государственности къ антинаціональной революціи.

Нечего и говорить, что этотъ демократическій принципъ находится въ глубокомъ противорѣчіи съ православнымъ сознаніемъ. Православное сознаніе знаетъ одинъ высшій законъ — правду Божію, и слѣдованіе этому закону — единственный путь къ подлинному счастью и отдѣльныхъ людей и народовъ. Народъ, какъ и отдѣльный человѣкъ, особенно въ періоды нравственнаго упадка его, можетъ, и отойти отъ правды Божіей и тѣмъ самымъ  утратить правильное пониманіе своихъ нуждъ, и въ этихъ условіяхъ слѣпо исполнять его желанія, значило бы дѣйствовать  прямо ему во вредъ.  Вотъ почему Православный Русскій Царь, приступая къ своему служенію на пользу Богомъ врученныхъ ему людей, вопрошалъ, въ чемъ заключается эта польза, не людей своихъ, а Господа Бога. Онъ молилъ Бога при вѣнчаніи своемъ на Царство: «Да будетъ со мною присѣдящая престолу Твоему премудрость. Послю ю съ небесъ святыхъ Твоихъ, да разумѣю, что есть угодно предъ очима Твоима  и что есть право въ заповѣдяхъ Твоихъ. Буди сердце мое въ руку Твоею, еже вся устроити къ пользѣ врученныхъ мнѣ людей и къ славѣ Твоей». И вслѣдъ за тѣмъ молился ко Господу первоіерархъ отъ лица всего народа: «Умудри убо и настави Его (т.е.  Царя) непоползновенно проходити великое сіе  къ тебѣ служеніе, даруй ему разумъ и премудрость, во еже служити людемъ Твоимъ въ правду и Твое сіе достояніе въ тишинѣ и безъ печали сохранити … даруй же во дни его и всѣмъ намъ … вся  къ временной и вѣчной жизни потребная … Ты бо Единъ вѣси еже требуемъ». Это и есть единственное истинное пониманіе служенія на пользу народа.

Нельзя отрицать того, что нашъ народъ въ настоящее время нравственно боленъ. Поработившая его сатанинская власть вотъ уже 20 лѣтъ дѣлаетъ все, чтобы болѣзнь эта разъѣдала его все больше и больше: ему не позволяютъ не только жить, но и думать по-христіански, ему неоткуда узнать, какъ жила православная Россія и какія вообще существуютъ формы общественной жизни кромѣ ненавистнаго ему коммунистическаго строя. Какъ же въ такихъ условіяхъ требовать, чтобы онъ сейчасъ же послѣ своего освобожденія изъ-подъ большевистскаго ига самъ опредѣлилъ формы своей жизни? И не будетъ ли слѣпое исполненіе его воли въ этомъ случаѣ равносильно тому, какъ если бы кто-либо, имѣя больного друга, изъ ложной любви къ нему заявилъ: «я буду исполнять всякое его желаніе: потребуетъ онъ лѣкарство, — я подамъ ему лѣкарство, потребуетъ онъ ядъ — я подамъ ему ядъ». Русскому народу, когда онъ скинетъ съ себя цѣпи рабства интернаціоналу, потребуются не исполнительные слуги, а мудрые совѣтники, которые укажутъ ему пути праведной и счастливой жизни. У насъ есть всѣ возможности разработать и указать ему эти пути, и, не сдѣлавши этого, мы не исполнимъ самаго святого долга своего передъ Родиной.

Безъ опредѣленнаго положительнаго идеала и безъ опредѣленныхъ задачъ въ практической дѣятельности, русскія зарубежныя организаціи, возникшія въ первое время нашего разсѣянія, естественно оказались безплодными. Часть ихъ прекратила свое существованіе, отнявъ у людей, къ нимъ примкнувшихъ, послѣднюю вѣру и паѳосъ служенія Родинѣ и бросивъ ихъ въ качествѣ безыдейныхъ работниковъ въ чуждую жизнь, другія ограничили всѣ свои заботы сохраненіемъ себя отъ распада. Во всякомъ случаѣ, ни одна изъ нихъ не расширила своей дѣятельности и вліянія и ни одна не привлекла представителей болѣе молодого поколѣнія.

Это болѣе молодое поколѣніе, поскольку не ушло въ окружающую его чужую жизнь, стало съ теченіемъ времени образовывать свои собственныя политическія объединенія, пополнившiяся и болѣе молодыми членами организацій, о которыхъ говорилось выше, разочарованными бездѣйствіемъ послѣднихъ. Для того, чтобы правильно оцѣнить эти болѣ молодыя русскія зарубежныя группировки и не впасть въ ошибку слишкомъ строгаго суда надъ ними, необходимо вспомнить, что ихъ составили преимущественно  люди, застигнутые революціею въ юношескомъ, а иногда и отроческомъ возрастѣ, въ большинствѣ люди, въ свое время безъ колебаній бросившiеся на  защиту поруганной Родины, но не успѣвшіе эту Родину какъ слѣдуетъ узнать и понять; нужно помнить и то, что они въ условіяхъ гражданской войны частотъ въ отвѣтственные моменты были предоставлены себѣ самимъ, нерѣдко были хозяевами чужихъ жизней, и это не могло не выработать въ нихъ самонадѣянности.

Общая черта болѣе молодыхъ зарубежныхъ группировокъ — отрицательное отношеніе къ старшимъ. Оно было вызвано какъ осужденіемъ этихъ старшихъ за допущеніе русской разрухи, такъ и — быть можетъ — еще въ большей степени ихъ бездѣйствіемъ въ эмиграціи. Въ этихъ обвиненіяхъ, конечно, много вѣрнаго, но, рѣшительно отвернувшись отъ старшаго поколѣнія, болѣе молодыя группировки русской эмиграціи лишили себя тѣмъ самымъ возможности пополнить свои познанія о Россіи общеніемъ съ людьми, во всякомъ случаѣ, опытными и ограничили свои познанія поверхностными впечатлѣніями юношескаго возраста, случайною историческою и соціальною литературою, по общему правилу далекою отъ пониманія національной Россіи, и наконецъ — пожалуй, больше всего — безотвѣтственными газетными сообщеніями и статьями.

Эти группировки не игнорируютъ вины русскаго общества въ постигнувшей Россію катастрофѣ, но онѣ возлагаютъ эту вину всецѣло на старыя поколѣнія. Сами онѣ не только не считаютъ нужнымъ въ чемъ-либо каяться, но чувствуютъ себя судьями этихъ старыхъ поколѣній. Такой подходъ, конечно, мало способствуетъ усвоенію ими русской національной общественно-государственной концепціи.

Убѣдившись изъ опыта старыхъ эмигрантскихъ политическихъ организацій, что отказъ отъ построенія положительнаго государственнаго идеала влечетъ за собою омертвленіе организаціи, группировки, о которыхъ мы говоримъ сейчасъ, указываютъ опредѣленныя основы общественно-государственной жизни возстановленной Россіи.

При этомъ однѣ изъ нихъ ограничиваются деклараціею этихъ основъ въ самыхъ общихъ чертахъ, другія стремятся дать цѣльную схему государственнаго строя. Эти основы, въ общемъ, не противорѣчатъ тѣмъ, на которыхъ строилась и держалась Православная Россія; изъ нихъ выдвигаются на первое мѣсто вѣра и предпочтеніе духовнаго матеріальному. Однако, при болѣе внимательномъ ознакомленіи съ этими схемами, невольно приходишь къ выводу, что авторы выдвигаютъ ихъ не столько потому, что считаютъ ихъ животворными и непремѣнно нужными, сколько потому, что, по ихъ предположеніямъ, они будутъ отвѣчать желаніямъ освобожденнаго отъ совѣтскаго ига народа, т.е. и здѣсь рѣшающимъ моментомъ является воля народа, согласно демократическому принципу: воля народа — высшій законъ.

Такъ, напримѣръ, въ программѣ одного изъ наиболѣе крупныхъ союзовъ обсуждаемой категоріи указывается, что главною основою общественной и государственной жизни Россіи должна быть вѣра. На вопросъ вашего докладчика, обращенный къ одному изъ руководителей этого союза: какая же вѣра тутъ имѣется въ виду? былъ полученъ отвѣтъ, что въ подробности этого вопроса программа союза не входитъ, ибо вѣдь въ Россіи различныя ея народности исповѣдуютъ разную вѣру. На возраженіе о томъ, что, однако, основной государственный укладъ и законодательство должны быть проникнуты общимъ духомъ одной какой-либо вѣры, и такой вѣрой въ Россіи искони была вѣра православная, собесѣдникъ, вообще, не нашелся, что отвѣтить. Этотъ союзъ, кстати сказать, и во внутренней своей жизни никогда не проявлялъ какого-либо интереса къ Православной Церкви. Другой крупный союзъ, который опредѣленно говоритъ въ своей программѣ о православной вѣрѣ, какъ религіи господствующей, и настаиваетъ на необходимости возглавленія Россіи природнымъ Царемъ, считаетъ, однако, возможнымъ, наряду съ этимъ, сохраненіе нѣкоторыхъ совѣтскихъ институтовъ, которые, по мнѣнію этого союза, встрѣтили одобреніе народныхъ массъ.

Характерно для этихъ группировокъ также и то, что онѣ, провозглашая въ своихъ программахъ высокіе нравственные принципы, на практикѣ не считаютъ себя слишкомъ связанными этими принципами, чѣмъ отличалась, какъ это сказано уже выше, и сошедшая съ православнаго національнаго пути дореволюціонная русская интеллигенція. Это, несомнѣнно, свидѣтельствуетъ о недостаткѣ у нихъ подлинной Вѣры Христовой, ибо подлинная вѣра есть вѣра не только въ необходимость правды, но и въ силу правды, и потому она побуждаетъ человѣка стремиться къ правдѣ праведными же путями. Между тѣмъ, напримѣръ, одинъ изъ упомянутыхъ уже союзовъ, который вообще ставитъ на первый планъ «активную» работу по борьбѣ съ отрицательнымъ явленіемъ большевизма, а не построеніе положительнаго идеала, рекомендуетъ въ этой работѣ своимъ членамъ, и притомъ даже безъ особой надобности, такіе безнравственные пути и способы дѣйствія, которые не могутъ не претить православному сознанію. Другой упомянутый уже союзъ сплошь и рядомъ, не дѣлая различія между нравственно хорошимъ и объективно-полезнымъ, считаетъ отрадными такіе поступки представителей безбожнаго совѣтскаго общества, которые вызываются подчасъ самыми низкими и безчестными мотивами, но, по мнѣнію союза, полезны для Россіи, и даже этими поступками обуславливаетъ возможность положительной эволюціи безбожниковъ безъ нравственнаго ихъ перерожденія, по побужденіямъ лишь личныхъ ихъ выгодъ. Исходя изъ этихъ же соображеній, группировки, о которыхъ мы говоримъ, при построеніи своихъ плановъ уничтоженія большевистскаго режима и возстановленія Россіи, обычно удѣляютъ мало вниманія тѣмъ сильнымъ духомъ, но слабымъ матеріально исповѣдникамъ правды, которые подвергаются гоненіямъ въ Совѣтской Россіи, дѣлаютъ ставку на находящійся нынѣ въ силѣ и у власти, но нравственно ничтожный, совѣтскій «активъ».

Какъ уже отмѣчено выше, одинъ союзъ убѣжденно настаиваетъ въ своей программѣ на необходимости возглавленія Россіи природнымъ Православнымъ Царемъ. Справедливость требуетъ отмѣтить, что это именно повлекло за собою съ самаго начала нападки на этотъ союзъ со стороны старыхъ эмигрантскихъ организацій, что окончательно оторвало его отъ старшаго поколѣнія и въ значительной степени способствовало теоретичности и неправильности многихъ его утвержденій. Такъ и теоретическій взглядъ его на сущность власти Православнаго Русскаго Царя значительно расходится съ историческою концепціею русскаго монархизма, естественно возникшаго изъ православнаго міросозерцанія русскаго народа. Согласно этой концепціи Царь — Помазанникъ Божій есть подлинный отецъ народа («Царь-Батюшка»): умудренный и укрѣпленный Божьею помощью, онъ руководитъ, безъ всякаго средостѣнія, всею жизнью народа и за весь ходъ этой жизни несетъ отвѣтственность передъ Богомъ. По взгляду союза, царь — лишь высшій арбитръ, а фактическое управленіе государствомъ и народомъ ввѣряется единой государственной партіи и ея главѣ, появляющемуся, такъ сказать, въ порядкѣ самозарожденія, по образцу итальянскаго фашизма. Необходимость существованія единой государственной партіи и рѣшающая роль ея главы — вождя народа вообще признается всѣми группировками этой категоріи. Этотъ взглядъ глубоко противорѣчитъ православному русскому пониманію своей верховной власти. Онъ нѣсколько напоминаетъ опричнину, которая, какъ извѣстно, этимъ пониманіемъ была рѣшительно отвергнута.

Но болѣе всего органическая связь идеологіи разсматриваемыхъ нами союзовъ съ антинаціональнымъ демократизмомъ выявляется въ принятіи ими, въ основѣ, революціи какъ явленія, оправданнаго русскою исторіею, при рѣшительномъ осужденіи ея эксцессовъ. Соотвѣтственно этому, и свою ближайшую цѣль эти группировки видятъ въ «національной революціи», т.е. въ направленіи революціи въ національное русло. Христіанское сознаніе рѣшительно отвергаетъ революцію — не только тѣ или иныя вредныя идеи ею провозглашаемыя, а и самую революцію какъ таковую. Христово ученіе совершенно переродило все человѣчество, и, тѣмъ не менѣе, нашъ Божественный Учитель сказалъ: «Не мните яко приидохъ разорити законъ, или пророки; не приидохъ разорити, но исполнити. Аминь глаголю вамъ: дондеже прейдетъ небо и земля, іота едина или едина черта не прейдетъ отъ закона, дондеже вся будутъ» (Мө. V, 17-18). Всякая революція, даже безкровная, если бы такая могла произойти, извращаетъ правильную оцѣнку всѣхъ нравственныхъ цѣнностей: все, что человѣчество по справедливости привыкло считать низкимъ и безчестнымъ — измѣна данному слову, обманъ, неблагодарность, грубость и безсердечіе къ инакомыслящимъ — все это возводится революціею на степень доблести, и, наоборотъ, вѣрность долгу, твердость убѣжденій, согласованіе своихъ поступковъ съ велѣнiями совѣсти — объявляются пороками.

Поэтому всякое «революціонное сознаніе», о которомъ такъ много кричали Керенскiй и его товарищи, неизбѣжно нравственно разлагаетъ человѣка. И прямо кощунственно называть именемъ революціи борьбу за возрожденіе Православной Руси. Ни съ религіозной, но съ юридической точки зрѣнія борьба противъ совѣтской власти не можетъ быть революціею, ибо революція есть возстаніе противъ законной власти.  Что есть законная власть, объясняется св. апостолами Павломъ въ XIII главѣ посланія къ Римлянамъ и Петромъ во II главѣ перваго его соборнаго посланія: это власть, которая имѣетъ своею задачею наказаніе преступниковъ и поощреніе дѣлающихъ добро. Ясно, что власть, которая сама служитъ злу и въ этомъ видитъ свою задачу, не можетъ быть законною. Съ точки зрѣнія юридической, подъяремное населеніе Россіи, не говоря уже о русской эмиграціи, не имѣетъ никакого долга подчиненія совѣтской власти, ибо оно никогда не цѣловало ей креста, а подчинилось и подчиняется ей какъ насилію.

Таковы тѣ прискорбныя заблужденія, въ которыя впадаютъ болѣе молодыя политическія группировки русской эмиграціи вслѣдствіе оторванности своей отъ подлинно русскаго православнаго міросозерцанія и неизжитaго отравленія антихристіанскимъ демократизмомъ. На практикѣ и эти группировки замкнулись въ себѣ и очень мало привлекаютъ къ себѣ еще болѣе молодое поколѣніе русской эмиграціи, которое своими глазами почти или вовсе не видѣло Россіи.

Изъ этого болѣе молодого поколѣнія, какъ и слѣдовало ожидать, еще большій процентъ ушелъ — иногда, по-видимому, безвозвратно — въ чужую жизнь. Но все же большинство ихъ — особенно въ странахъ, гдѣ русская эмиграція болѣе многочисленна, — продолжаютъ ощущать себя русскими. Тѣ изъ нихъ, которые входятъ въ какія-либо русскія общественныя организаціи, тяготѣютъ или къ политическимъ организаціямъ ярко фашистскаго типа, или къ такимъ, которыя ограничиваютъ свои задачи воспитаніемъ русскихъ людей въ національномъ духѣ, не рѣшая конкретныхъ задачъ современнаго момента. Разумѣется, и къ тѣмъ и къ другимъ организаціямъ принадлежитъ и много русскихъ людей зрѣлаго возраста, въ нѣкоторыхъ изъ нихъ даже превалируя. Въ такихъ новыхъ настроеніяхъ русской эмиграціи и эмигрантской молодежи есть и свои положительныя и свои опасныя, съ точки зрѣнія русскаго національнаго идеала, стороны. Положительною стороною слѣдуетъ признать много большую, чѣмъ у организацій до сихъ поръ нами разсматривавшихся, устремленность къ самовоспитанію и самоочищенію, что выражается и вовнѣ, въ большомъ усердіи къ храму Божьему, въ стремленіи освятить благословеніемъ Церкви свой внутренній бытъ. Пожалуй, болѣе рѣзко, чѣмъ у организацій предыдущей категоріи, у нихъ ставится на первый планъ долгъ, а не права, что соотвѣтствуетъ и ученію фашизма какъ такового. Онѣ въ большинствѣ — въ этомъ отношеніи выгодно отличаясь отъ фашизма западноевропейскаго — менѣе претендуютъ на непогрѣшимость всѣхъ своихъ политическихъ не только взглядовъ, но и методовъ, потому не такъ нетерпимы и, въ частности, не отворачиваются такъ рѣшительно отъ старшаго поколѣнія. Тѣ изъ нихъ, которыя не считаютъ нужнымъ рѣшать конкретныя задачи современнаго момента, дѣлаютъ это не потому, чтобы онѣ предоставляли рѣшеніе этихъ вопросовъ большинству народа, а потому, что имъ кажется преждевременнымъ ставить такіе вопросы передъ людьми, еще не закончившими своего національнаго самовоспитанія, такъ какъ это могло бы ихъ отвлечь отъ ихъ главной задачи и, къ тому же, вызвать между ними раздѣленіе, всегда возможное, когда люди не уговорились еще о главномъ.

Однако несомнѣнно, что нѣкоторыя положенія разсматриваемыхъ организацій, — притомъ, организацій политическихъ — фашистскихъ, положенія основныя, — представляются опасными и соблазнительными при свѣтѣ русскаго православнаго національнаго идеала. Правда, едва ли не всѣми русскими фашистскими организаціями, фашизмъ, какъ строй, въ которомъ все рѣшаетъ исключительно вождь или глава партіи, мыслится какъ строй переходный, за которымъ предвидится возвратъ къ монархическому образу правленія съ сохраненіемъ принципа фашизма не въ государственномъ устройствѣ, а въ государственномъ управленіи (главнымъ образомъ, корпоративныя системы). Тѣмъ не менѣе, и въ такомъ видѣ программа фашистовъ противорѣчитъ русскому православному народному идеалу. Согласно этому идеалу, какъ уже указано выше, не можетъ быть никакихъ самозарождающихся вождей. Источникъ всей Верховной власти на Святой Руси — власти Государя — Помазанника Божія, — Божья Воля, и источникъ всей прочей власти въ государствѣ — этотъ Божій помазанникъ — Государь. Нѣтъ и не можетъ быть никакого средостѣнія ни между Волею Божьею и Царемъ, ни между Царемъ и Его народомъ. Царь можетъ облекать широчайшими полномочіями какое-либо отдѣльное лицо, которому Онъ довѣряетъ, можетъ сосредоточить въ его рукахъ въ особенно серьезныя минуты жизни народной даже всю власть въ текущихъ дѣлахъ управленія, но можетъ сдѣлать это только Царь, ибо вся отвѣтственность за народную жизнь передъ Господомъ Богомъ всегда остается на Немъ. Это, конечно, не исключаетъ возможности и цѣлесообразности принятія многаго изъ практической программы фашизма въ отдѣльныхъ отрасляхъ государственнаго управленія, что, несомнѣнно, соотвѣтствуетъ нуждамъ нашего времени.

Нельзя поэтому не признать желательнымъ, чтобы всѣ организаціи, которыя не берутъ на себя рѣшенія конкретныхъ задачъ современнаго момента до завершенія національнаго самовоспитанія  своихъ членовъ, поскорѣе поставили эти задачи на свое обсужденіе и разрѣшеніе: правильная Православно-національная подготовка поможетъ разрѣшить ихъ правильно. Это нужно потому, что въ наши дни великой смуты и возможныхъ великихъ событій не слѣдуетъ оставлять людей безъ отвѣта на всѣ вопросы; иначе, при всей теоретической подготовленности, они при рѣшеніи практическихъ вопросовъ могутъ растеряться и принять рѣшеніе, не продумывая его и не провѣряя началами Православно-Русскаго міропониманія, а просто подчиняясь окружающему ихъ настроенію: если въ программѣ не построено все зданіе Святой Руси, образовавшуюся пустоту непремѣнно займутъ носящiяся въ воздухѣ идеи и формы, а такими нынѣ являются идеи и формы фашистскія, какъ раньше были демократическія.

Мы видимъ, такимъ образомъ, что развитіе нравственно-національной жизни русскаго общества за рубежомъ характеризуется двумя явленіями: съ одной стороны, съ теченіемъ времени все большій и большій процентъ Русской эмиграціи денацiонализируется, уходитъ въ чужую жизнь; съ другой стороны тѣ, кто желаетъ остаться русскими и ищетъ русскаго національнаго  пути, хотя и медленно, хотя и со срывами, неизбѣжными въ обществѣ только мірскомъ, но приближаются или, по крайней мѣрѣ, тянутся  къ идеалу Святой Руси.

Необходимо помочь и тѣмъ и другимъ. Необходимо первыхъ своевременно — особенно важенъ моментъ окончанія школьнаго ученія и начала самостоятельной жизни — удержать отъ денаціонализаціи, вторымъ открыть путь къ подлинной Святой Руси, а не къ тому или иному ея подобію. И то и другое дѣлается раскрытіемъ  всей исключительной, несравненной высоты и красоты идеи Святой Руси и общественной жизни на ней основанной, Божьимъ избранникомъ и Божьимъ слугой, Царемъ водимой и Святою Православною Церковью во главѣ со Святѣйшимъ Патріархомъ всея Руси[2] благословляемой.  Нужно раскрыть всю идею Святой Руси до конца и сдѣлать изъ нея всѣ практическіе выводы. Нужно съ любовью и довѣріемъ подойти къ каждой изъ разсмотрѣнныхъ выше общественныхъ группировокъ, ибо всѣ онѣ по-своему искренне хотятъ служить Россіи; нужно каждой изъ нихъ указать, чего ей недостаетъ, чтобы встать на подлинный святорусскiй путь.

А это можетъ сдѣлать только Церковь. У самихъ общественныхъ организацій накопилось слишкомъ много партійной нетерпимости, слишкомъ много безосновательной подозрительности, чтобы онѣ могли подойти другъ къ другу безъ предубѣжденія и объединиться. Ихъ можетъ объединить лишь высшій, безспорный и не могущій быть заподозрѣннымъ въ пристрастіи, авторитетъ, который не будетъ ихъ подчинять одну другой, а всѣхъ ихъ, какъ любящая мать, исправивъ, что нужно, любовью и кроткимъ увѣщаніемъ, поведетъ къ одной завѣтной и свѣтлой цѣли — Православной Святой Руси, краше и полнѣе которой не было еще народно-государственной жизни на землѣ.

Для этого настоятельно необходимо, чтобы наша святая Зарубежная Русская Православная Церковь, въ лицѣ высшаго своего органа — Архіерейскаго Собора, Свъ. Сѵнода, Епархіальныхъ Преосвященныхъ и Настоятелей приходовъ, обратила свое попечительское вниманіе на русскія зарубежныя національныя организаціи и помогла имъ выйти на пути подлинно православныхъ и подлинно русскихъ міропониманія и общественно-государственнаго идеала.

Съ этой цѣлью въ видѣ перваго шага, желательно, чтобы въ каждую такую организацію, т.е. въ руководящій центръ ея, былъ назначенъ духовный руководитель — мѣстный настоятель прихода или, въ исключительныхъ случаяхъ, другой пастырь по назначенію Епархіальнаго Преосвященнаго. Конечно, это можно сдѣлать только съ согласія самой организаціи, но уже принятіе или непріятіе духовнаго руководителя ярко обнаружитъ истинный внутренній обликъ организаціи. Задачею духовнаго руководителя будетъ ознакомиться съ идеологіей и внутреннимъ бытомъ организаціи, провѣрить степень соотвѣтствія ихъ православному русскому міропониманію, выяснить, въ чемъ заключаются уклоненія отъ этого міропониманія, причины этихъ уклоненій, и затѣмъ, мѣрами кроткаго вразумленія и увѣщеванія, стараться, чтобы всѣ заблужденія и неправильности были, возможно скорѣе, изжиты, и чтобы организація вышла и твердо пошла по спасительному святорусскому пути. Духовный руководитель и въ дальнѣйшемъ продолжаетъ свое духовное попеченіе объ организаціи, наставляя ее, предупреждая отъ отхода отъ православнаго національнаго пути и указывая на ошибки.

Когда будутъ такимъ образомъ обслѣдованы, отобраны и направлены на истинно Святорусскiй путь хотя бы нѣсколько болѣе или менѣе крупныхъ общественныхъ организацій, этимъ будетъ уже положено начало мощному Православному національному Русскому движенію, движенію, имѣющему цѣлью осуществленіе на нашей землѣ идеала Святой Руси на исконныхъ русскихъ историческихъ началахъ. Наша Святая Церковь благословитъ это движеніе и привлечетъ къ отвѣтственной работѣ въ немъ людей, того достойныхъ, которые обнаружатся обслѣдованіемъ организацій духовными руководителями. Такъ и будутъ осуществлены чаянія тѣхъ, кто говоритъ о желательности образованія Церковно-народнаго центра.

 

Б. Р. Гершельманъ

 (Дѣянія Второго Всезарубежного Собора РПЦЗ. — Бѣлград, 1939, стр. 237-252).